Шрифт:
Закладка:
Дворничиха
Действие Первое
Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте. Жена Евстигнеева Евдокия стоит перед ним на коленях
Евдокия: Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой! Любимый человек и друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту! Евстигнеев!
Евстигнеев смеётся: Хы-хы-хы!
Евдокия: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и, все равно ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышешь? Ты злой, нехороший человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, что бы мы не голодали с тобой. Я служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю твоё бельё… Ты видишь, на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная, делаю не по сильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь хоть бы прок был какой! А то, не только сыграть чего ни будь, а даже звука издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев!
Евстигнеев смеётся: Хы-хы-хы!
Евдокия: Нет, больше я не могу! Это не человек, а зверь какой-то! (Поднимается с колен). Слушай, Евстигнеев! Я делала всё, чтобы образумить тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты меня прсто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты слышешь, что я тебе говорю? Евстигнеев! Ты слышешь?
Евстигнеев(дует в флейту): Фю-фю-фю!
Евдокия: Да ты слышешь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не желаешь! Ну, ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойту и позову дворника!
Евстигнеев (перестает дуть в флейту).
Евдокия: Ты слышал? Сейчас позову дворника.
Евстигнеев: Зачем?
Евдокия: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем её и выбросим на помойку.
Евстигнеев: Нет? Хы-хы-хы!
Евдокия: Не нет, а именно, да!
Евстигнеев: Как же так? (рассматривает флейту и пробует в неё дунуть)
Евдокия: Ах, ты опять! Ну ладно…
(Стук в дверь)
Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется.
Евдокия: Кто там?
Голос за дверью: Дарочка! Это я! Открой, силь-ву-пле!
Евдокия: Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минутку. (Евстигнееву): Спрячь флейту!
Евстигнеев смеётся: Хы-хы-хы!
Евдокия: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!
Евстигнеев (пряча флейту за спину): Хы-хы!
Евдокия: Сейчас Верочка! (Евстигнееву): Ты дашь мне флейту? Ах, так!., (проходит к двери и открывает её). Входи Верочка!
(Входит Вера Александровна Сулинапова)
Евдокия: Вот познакомся: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна Сулинапова — моя двоюродная сестра.
Сулинапова(подходя к Евстигнееву). Очень рада с вами познакомиться!
Евстигнеев: Хы-хы-хы!
Евдокия: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай, как ты живешь?
(Сулинапова садится с ногами на стул)
Сулинапова: О, душа моя, столько новостей! Столько новостей! Я брежу театрами и светской жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший заграничный чулок, но, к сожалению, только один. Так что его нельзя носить. Но я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его убрать, и все конечно думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок и сказал: «Такими чулками кидаться нельзя!» А я ему сказала: «О! у меня их целая куча! А вот туфель нет!» Ах. да, милочка, же сюи малад, у меня болит под мышкой! Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки не пустила. Не дам же я Зай-цему хватать себя!
Евстигнеев: Хы-хы!
Сулинапова: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы всё таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить себе некоторые фривольности.
Евстигнеев: Хы-хи! (дует в флейту)
Сулинапова: Что это?
Евдокия: Да это мой муж хочет на флейте играть.
Сулинапова: Господи! Зачем же это?
Евдокия: Ах, Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь? Так он с утра до вечера.
Сулинапова: Да ты спряч от него эту трубку.
Евдокия
<1935–1936>
* * *
У одной маленькой девочки начал гнить молочный зуб. Решили эту девочку отвести к зубному врачу, что бы он выдернул ей ее молочный зуб.
Вот однажды стояла эта маленькая девочка в редакции, стояла она около шкапа и была вся скрюченная.
Тогда одна редакторша