– М-м, – сказал Серега. – Тут такое дело. Этот адрес нарыла вообще-то моя жена. Лерка в риелторской конторе работает. Они там крутят что-то с этими дачными участками. Там ведь сейчас в этих садоводствах, сам знаешь, сплошные пенсионеры. Молодым эти шесть соток с деревянными хибарами даром не сдались. И Леркина контора выкупает у пенсионеров участки. На юго-западное направление от города как раз большой спрос. В Дубках, кстати, всегда земля была дорогая – там места считаются хорошие, красивые и экологически чистые. Я как-то случайно обмолвился, что у нашей класснухи там дача, ну и Лера на меня насела: съезди, поговори, посмотри, что там да как. Кстати, как там у Мидии: дом нормальный или развалюха совсем? Не заговаривала она, что дачная жизнь ее достала?

Я слушал Серегу, и где-то в груди мне становилось нехорошо. Даже хуже, чем когда я стоял на пороге у Лидии Палны с дурацким букетом и тортом.

– То есть схема такая: вы выкупаете за копейки у пенсионеров участок, а потом продаете за реальные деньги? – спросил я в трубку.

– Ну, если два-три соседних участка соединить, то почему бы и не продать потом по нормальной цене. Это называется «делать бизнес», братан! – засмеялся Серега.

– Это называется «кинуть на бабки», – ответил я и уточнил: – Так вот зачем ты меня к Мидии отправил? И что, если бы она мне сказала, что хочет дом продать, ты и ее бы кинул? Торговался бы с ней, сбивал бы цену?

– Ну, не я, а Лерка, – ответил Серега.

– Мидию? Нашу класснуху кинул бы на бабки? – снова спросил я. Точнее, уже не спросил, а просто так сказал и нажал отбой. Как будто это что-то теперь меняло. Мне было так противно, как будто я измазался в том самом говне, которое, по словам Илларионова, все время вокруг плавает, да так и ходил весь день по городу. А понял, как от меня воняет, только сейчас. Я и так-то не был героем, когда свалился Мидии на голову без предупреждения, а потом просто взял и остался у нее жить. И так-то ситуация была не слишком красивая. А теперь, выходит, я еще не просто там жил, я разнюхивал, нельзя ли ее дом с участком подешевле у нее выкупить. Я посидел немного, сжимая телефон в руках, потом снова набрал Серегу.

– Слушай, я хочу, чтобы ты сейчас узнал мне телефон дочки Мидии. Дело серьезное: она пропала.

– А чего ты трубку-то бросаешь? Ну ладно, я спрошу у Лерки. Только давай завтра, ладно? Мне сейчас не до этого.

– А вы с ней лучше побыстрее соображайте там, – сказал я. – А то я теперь буду думать, что это твои риелторы что-нибудь сделали с Мидией, понял? У меня, кстати, в полиции знакомый есть, полковник Волков. Он мне давно рассказывал, что они материал собирают на банду черных риелторов, которая в нашем городе орудует. Может, это про агентство твоей Лерки речь шла?

– Так вот ты у своего полковника и попросил бы узнать этот телефон, – огрызнулся Серега. – Или, что, боишься? Может, это ты сам старушку там, на даче, стукнул по башке и закопал где-нибудь в огороде. Отомстил за школьные обиды и двойки по математике.

– Пошел ты! – сказал я и снова разъединился. Вот козел!

Лидия Павловна

Совершенно ничего не хочу и не чувствую. Ни страха, ни боли. Широкоплечий принес какие-то документы.

– Это согласие. Вы должны подписать. Сейчас так делается, – пустился в объяснения, а я только сказала:

– Да, давайте ручку, я все подпишу.

Он внимателен, а я даже не смогла запомнить его имя. Осыпал меня кучей согласных, в памяти остались только буквы «в».

Зачем-то думала потом долго: разве мягкость, уступчивость – это плохие качества? Сейчас я виню себя в том, что всегда уступала: мужу, которому оказалась потом не нужна, дочке, которая живет теперь своей жизнью. Зачем-то пошла навстречу своему ученику, этому фантазеру и разгильдяю Скворцову. Это уже не деликатность, а откровенная глупость: уехать из собственного дома в надежде, что, когда вернешься, незваный гость уже исчезнет оттуда. Уступала, отступала, и вот оказалось, что сделала последний шажок, уперлась спиной в стену. И что дальше? Что теперь со мной будет?

Такая слабость, что нет сил серьезно ответить себе на эти вопросы. А может, все уже и было? Была семья и ребенок, была работа, которой я отдавала всю себя, были, в конце концов, эти дачные летние дни и когда-то давно прогулки по морскому берегу. Разве это было плохо? Разве мне этого мало?

Антон

Полдня я промаялся, потом еще раз съездил на квартиру к Лидии Палне. Звонил в дверь – никого. Тогда решил, что смотаюсь в Дубки. Только на этот раз никаких электричек. Над детской сказочкой про ревнивого банкира теперь можно только посмеяться. Особенно если есть все шансы оказаться в ужастике с черными риелторами.

По дороге заехал в «Подари праздник». Вытряхнул кассу, оставил девушкам зарплату, остальное забрал. Это была смена Светланы. Я ходил без остановки по торговому залу, как капитан Волков по своему кабинету, смотрел, что у нас и как, а она наблюдала за мной из-за прилавка, подперев рукой щеку.

– Антон, если ты будешь закрывать магазин… – заговорила она, опустив глаза. – Я имею в виду, если мы насовсем закроемся, ты ведь нас предупредишь заранее, правда? Ты же понимаешь, что нам с Верой тогда надо будет что-то другое подыскать.

– Свет, я не собираюсь закрываться!

Не знаю, откуда у нее в голове такие мысли. Наверное, из-за разбитой витрины. Подумав про витринное стекло, я вспомнил Илларионова, что-то там про настоящего моряка, и спросил Светлану про сына. Она улыбнулась и показала мне на телефоне фото белобрысого мальчишки лет двух или трех, сидящего на ковре среди разбросанных игрушек. А я сказал, что это некрасиво с ее стороны не пользоваться услугами нашей фирмы для организации его дней рождения.

– Сапожник без сапог, – засмеялась она.

– Тем более что для детей сотрудников скидка большая. Девяносто девять процентов. А один процент отработаешь – будешь сама шарики надувать, – сказал я. – Ну что ты смеешься?

– Нас сотрудников тут всего-то трое, это считая тебя, – покачала головой. – А ребенок вообще только у меня одной есть.

– Вот я и говорю, уж как-нибудь сообразим на троих. Я оденусь клоуном, Верочка – Мальвиной какой-нибудь, ты торт испечешь.

– Не надо, Антон.