Шрифт:
Закладка:
Есть попытки достигнуть многоглавия и на самом кубе, как мы видим в большой церкви села Бережно-Дубровского Каргопольского уезда, построенной в 1678 году[191]. На кубе срублены «по странам света» четыре бочки, и на каждой из них насажено по главке, что вместе с угловыми и центральной главами дает девять глав, живописно разбросанных по кубу. Пусть форма «куба» только декоративна, пусть она не имеет никакого конструктивного оправдания, но отказать ей в живописности нельзя. Она особенно уместна там, где является мотивом, объединяющим сложные группы церквей, – целые погосты, кажущиеся сказочными затейливыми городками с несколькими десятками глав. Таков погост в посаде Турчасово Онежского уезда. Преображенский девятиглавый храм этого погоста построен в І786 году в типе Кушерецкого, Чекуевского и других кубоватых храмов, Благовещенский же (1795 г.) интересен по своему оригинальному плану, очень выгодно подчеркивающему самостоятельность двух его приделов[192]. Прием этот в общем напоминает прием двух епанчевых приделов в селе Павловском. Вместо епанчи они крыты кубами, притом сравнительно редкой одноглавой формы.
Необыкновенно суровое впечатление должны были производить такие сложные погосты в старину, когда все церкви стояли еще без тесовой обшивки. Теперь их нет уже больше, но лет 20 тому назад они местами еще доживали свой век и один из них – в селе Шуе Кемского уезда. В. В. Суслову довелось еще видеть и сфотографировать.
XXI. Ярусные храмы
Название «четверик на четверике», присвоенное храмам, рубленным в несколько ярусов, совсем не означает, что ярусы все четырехугольны. В старинных актах тот же плотничий термин применяется и в тех случаях, когда на четверике стоит один или несколько восьмериков, или даже совсем нет четвериков, а одни лишь восьмерики. Под ним скрывается понятие о двух или нескольких клетях, поставленных одна на другую, причем каждая верхняя несколько меньше по ширине, нежели находящаяся под нею. Форма эта пришла с юга, из Украины и, акклиматизировавшись, приспособилась к великорусским плановым приемам. В своем зачаточном виде она была уже знакома северянам, рубившим шатровые храмы приемом восьмерика на четверике. Правда, мы не знаем ни одной шатровой церкви этого типа, которая была бы построена раньше второй трети XVII века, и возможно, что и тут уже сказалось отдаленное влияние Украины. Что касается чистых ярусных форм с явно украинским характером, то они получили очень большое распространение в конце XVII и особенно в XVIII веке. Чаще всего этот тип встречается в средней полосе России или на юге Великороссии, на севере же он попадается сравнительно редко и то, главным образом, лишь в применении некоторых строительных приемов ярусности.
Причиной такой распространенности украинских форм служило, как мы уже видели, массовое переселение с юга беглецов, искавших спасения от гнета слишком усердствовавших доминиканцев. Но не одни только беглецы монахи и низшее духовенство потянулись в московские пределы, а появились и представители высшего духовенства. Назначение на важные епископские кафедры украинцев было, начиная с Петра I, обычным явлением, и в течение первых четырех десятилетий XVIII века мы видели, например, в Холмогорах и Архангельске исключительно только архиереев из южноруссов и западноруссов. Они говорили и писали на языке своей родины, и их резолюции и замечания пестрят латинскими фразами и такими выражениями, как «шкода», «чым», «з памяти вибылося», «зайшло в забвение» и т. п. Они окружали себя своими земляками и вносили даже в совершение самого богослужения обычаи своей родины, образовавшиеся в свою очередь под влиянием католицизма. Преосвященному Варсонофию, – первому Архангелогородскому архиерею из великоруссов, – приходилось потом настойчиво искоренять некоторые отступления и предписывать службу «чинить по обычаю восточной церкви»[193].
Если архиереи не останавливались перед изменением некоторых обрядовых сторон в литургии, то еще более понятно их тяготение к тем архитектурным формам, с которыми они свыклись у себя на родине.
Плановый прием храмов «четверик на четверике» в большинстве случаев тождествен с планами клетских храмов. Попадаются церкви, на первый взгляд почти ничем не отличающиеся от клетских, но все же имеющие уже намеки на ярусность, как, например, Успенская церковь в Черевкове Сольвычегодского уезда. Как видно из клировых записей, она построена в 1691 году[194], но обшита и сильно обезображена в 1888 году. В. В. Суслов успел захватить ее еще как раз во время злополучного ремонта, и, судя по зарисованным им деталям, она была очень изящна[195]. Но и теперь она производит внутри необыкновенно внушительное впечатление богатырскими бревнами, из которых срублена. Черевковская церковь по плану совершенно клетского типа, и только небольшой четверик, поднимающийся над центральной частью, как бы намечает тот прием, которому вскоре пришлось играть в зодчестве столь видимо роль. Над этим четвериком поставлена бочка с главкой, которые до 1888 года были крыты в чешую.
Такого же приблизительно типа и церковь в Кулиге-Драковановой Сольвычегодского же уезда. Она поставлена на месте сгоревшей в 1719 году, но в 1748 году клировая летопись снова говорит об освящении ее после ремонта, и ее нынешний вид надо, вероятно, отнести именно к этому времени[196]. Прием двух последних церквей получил дальнейшее развитие в прекрасной Георгиевской церкви в Пермогорье. Она стоит на высоком левом берегу Северной Двины, быть может, самом высоком и живописном на всем ее протяжении. Построенная в 1664 году, она до 1873 года стояла нетронутой и только в этом году подверглась неизбежной участи всех деревянных церквей – была обшита[197]. От этой обшивки она потеряла больше, чем обыкновенно теряют деревянные церкви, так как ее линии и формы рассчитаны были на игру девственного сруба. Она также состоит из двух четвериков, но верхний из них крещатый, – покрыт не одной бочкой, а четырьмя, или, вернее, двумя взаимно пересекающимися бочками. Вместо обычного в этом случае пятиглавия церковь получила только три главки. Можно себе представить, что это была за сказка, эта славная нарядная церковка, венчающая береговую кручу красавицы Двины, как раз здесь именно особенно широкой и особенно величавой. Даже и теперь, в