к морю. Дикий край, но, скорее всего, очень богатый — горы всегда были кладезем ископаемых. Если я что-то помню из географии. А ещё леса, вековые, заповедные. И хоть до моря не добраться, но и того уже достаточно, что есть — земли богатые и дикие. такие действительно привлекательны для жадных до богатства.

Сам Клайвер Орбэ считается не вступившим в права наследования, пока не женится. И до этого момента роль наместника выполняет его мать.

Шеф Усатый в очередной свой визит рассказал мне эту историю более подробно. Всё же бру Орбэ — наш начальник, а подчинённые всегда знаю больше, чем официальные источники. Матушка бру Орбэ была наместницей лишь формально, по факту эту роль выполнял младший сын, Люка Юрассо. Когда-то этим занимался муж, эк Юрассо, но сейчас переложил эти обязанности на сына, поскольку у него есть своё небольшое дело с юности — бакалейная лавка, а сил на всё не хватает.

Шеф оказался очень деликатным человеком, чего я от него совершенно не ожидала, — вопросов задавать не стал, многозначительно не глядел, намёков не делал. И я была благодарна за то что просто ответил на вопросы, и всё. Говорить не хотелось говорить. Если б ещё и ему пришлось что-то объяснять, я бы… не знаю, впала в истерику, наверное.

— Бру, слушай, а может, переведёшь меня на другой участок? — спросила и поняла — глупо.

Вот поправится бру Орбэ, снова будет на службу проходить через левые Врата, а тут я — сижу в будке, смотрю на него. Нелепо же? Уже сейчас неловко, от одной только мысли, что так может быть. А что будет, когда такое в самом деле случится? Но я же не дитя малое, чтобы из-за меня перемешивать штат служителей стю.

Шеф уставился на меня недовольно. Долго буравил взглядом, шевелил своими усищами, цыкал зубом. Наконец выдал:

— Я подумаю. Но, сама понимаешь, ничего обещать не могу.

Я только вздохнула печально — понимаю.

А Люка не успокоился. Проявился ещё раз.

Однажды, когда на смене пришло время обеда, и в дверь моей будки постучали, я открыла без задней мысли — ждала посыльного с едой. Да, еду мне принесли, но кто? Я глазам своим не поверила: Люка!

Он молча поставил судки на столик в стороне от пульта и уставился тяжёлым взглядом.

— Нам надо поговорить.

— Нет, не надо, — я нервно вертела мамино колечко на пальце и кусала губу, на этого сноба и грубияна смотреть не хотелось. — Уходите, я на работе. Вы — посторонний, вам запрещено здесь находится, а мне нельзя отвлекаться.

У него дёрнулся уголок рта, а глаз прищурился:

— Ты выслушаешь меня!

— Уже! Уже выслушала! — заорала и без долгих разговоров вытолкала его за дверь.

Хорошо, что не противился. А то ведь здоровый лось, с таким и не справишься. Это он поменьше брата, но почти на голову выше меня.

А он не смирился — заявился снова.

После смены я брела к себе. Дорогу выбрала длинную — зашла в дальнюю лавку за хлебными лепёшками. И не то чтобы у меня не было еды, просто хотелось прогуляться. Много сижу, мало двигаюсь. А пока светло — не так страшно. Да и погода хорошая: свежий снег, мороза почти нет, небо высокое и ясное. В такую погоду воздух свежий, вкусный, будто родниковая вода в жаркий день — так и пьётся, так и льётся в душу!

И только я надышалась и приложила руку в двери, чтобы открыть, как позади услышала:

— Зоэ!

Вздрогнула и, проглотив внезапный ком страха, обернулась на ослабевших ногах.

Люка.

Стоит, одну ногу отставил, руки перед собой в замок сцепил. Смотрит. Снова исподлобья, губы сжаты плотно, будто сдерживает ругательства. И я не выдержала.

— Что ты ходишь?! Чего тебе надо?! — накинулась на него злобно, заорала так, что птицы вспорхнули в дерева.

Испугал он меня. Ну правда, надоело!

— Позволь войти, — сказал сдержанно, и видно было, что сдерживается сильно.

— Имей в виду, — пригрозила, — у меня сигналка, и если что, охрана придёт мгновенно!

Он только вздохнул тяжело.

А я… Я пустила его к себе в дом.

Я-то пустила, а вот он дверь снова не закрыл, оставил нараспашку. Приличия видите ли.

— Закрывайте, а то кот простудится.

И ничего, что Куси дома нет. Я ведь тоже не в шубе родилась.

Люка посмотрел на меня и губы скривил — ну, ну, неужели не боишься? Хотелось сказать ему, что после жизни в домике Жажи я так по местной фене ботала, что за мной записывали, боясь растерять жемчужины местного блатного слэнга. А он тут двери прикрыть боится, мой юный аристократический друг.

Двери он закрыл. Вот только присесть я не предложила. Стояла, смотрела на него, даже ухом повернулась — говори давай, гость дорогой, и иди уже куда шёл. И.о. герцога мялся у двери, делая вид, что это обычное дело, и вот так встречать гостей — норма, и он ни разу не тушуется.

— Экси-стю, — выдавил он наконец и поднял глаза. Оказалось, что они у него непослушные — смотрел Люка не на меня, а куда-то вглубь кухни, мне за спину. — Наш дом, дом герцога Орбэ, опозорен.

Я глаза закатила, а потом и рукой прикрылась — опять двадцать пять! Да не позорила я вас, не имела ни малейшего намерения.

— Герцог — защитник прежде всего, — с трудом давил из себя гость, который был действительно хуже татарина — незваный, да ещё и продолжающий оскорблять. — А я… я не только не защитил тебя…

Что? Я даже выглянула из-за руки. Он не ударился часом? Не заговаривается? Да нет, стоит вот, глазами по сторонам водит, руки сцепил крепко, губы измял все. Так. Не поняла сейчас.

— Ты спасла моего брата. Мать предложила тебе от его имени…

— Да? — мне было смешно, но я мужественно давила ироничную ухмылку. А этот… как бэ герцог мялся дальше:

— …предложила помолвку. Я не знал. Накинулся…

— Да, накинулся, — подтвердила я. — И что?

Он перевёл дух и поднял на меня тяжёлый взгляд.

— Хочу принести свои извинения.

— Приноси, — разрешила я, придвинула ногой стул, уселась с комфортом, сцепила на колене руки.

— Так нельзя, — глянул он волком.

— Ой, я вас умоляю, — протянула я с той сбивающей ног насмешкой, с