Шрифт:
Закладка:
Видя моё разочарование, полковник развёл руками.
— Да, Константин Платонович, я тоже был бы рад построить армию по-другому. Но что есть, то есть — разгильдяйство, бардак и дураки. Но в армии противника то же самое, даже не сомневайтесь. Приходится изгаляться, чтобы с нашей стороны беспорядка оказалось меньше.
Пока я возился с пушкой, полковник стоял рядом и наблюдал за всеми моими действиями. Ни разу не сказал ни слова, просто заглядывал из-за плеча и дышал чуть ли не в ухо. Но когда я закончил, он пожал мне руку и улыбнулся.
— Замечательная работа, всё как по линеечке. Вы, Константин Платонович, могли бы сделать в армии блестящую карьеру, если бы пожелали.
Спорить с ним я не стал: зачем расстраивать хорошего человека тем, что я не собираюсь служить. У меня свои планы, совершенно несовместимые с армией.
— А теперь давайте пристреляем орудие.
Полковник потёр руки и сам взял в руки пальник.
* * *
Больше он на стрельбище не ездил, доверяя моей работе. А я каждый день мотался туда, успевая за день настроить и обстрелять по пять пушек. Не слишком торопился, но и затягивать не старался. Всё равно рано или поздно придётся ехать в войска.
Кстати, денщика мне присоветовал именно Аристарх Семёнович — молодого солдата-орка Ваську Сидорова. Тот и пары лет не успел отслужить, как получил увечье: нога попала под колесо пушки, отчего Васька захромал и оказался негодным к строевой службе. Рожа у него была самая невинная, будто у ребёнка, но глаза выдавали плута и хитреца.
Время за работой летело незаметно. Месяца через полтора приехал Шувалов, проверил сделанную работу, выслушал доклад полковника и позвал для разговора меня.
— Значит, так, Костик. — Вид у него был уставший и слегка осунувшийся. — Даю тебе пару дней всё закончить. Потом езжай в Петербург, шей мундир, скажу где, и быстренько направляйся в войска. Двигайся в Кёнигсберг, там получишь предписание в полк.
Шувалов посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
— Завтра всё, что требуется, тебе доставят. Хвалить за службу не буду, сам знаешь, что молодец, — он наклонился и продолжил вполголоса: — Разговор за год войну кончить помнишь? Ежели не хвалился просто так, а сделаешь, двадцать тысяч рублей дам. Понял? Всё равно как, хоть собственными руками Фридриха задуши.
— Так всё плохо? — тоже шёпотом спросил я.
Дёрнув плечом, Шувалов отмахнулся от вопроса.
— Не твоего ума дела. Если умный, сам догадаешься.
А тут и думать нечего — казна не бездонная, а с Фридрихом уже сколько лет то воюют, то перемирие заключают. По кредитам английским платить надо, войска деньги пожирают как не в себя, двор Елизаветы Петровны тоже кушать хочет, причём на золоте, фавориты присосались клещами.
Но на меня у Шувалова деньги нашлись. На следующий день посыльный доставил двух механических коней, пару пистолетов, четыре штуцера, записку с адресом портного, предписание явиться к полковнику Реаду в Кёнигсберге и запечатанное письмо этому полковнику.
Обещанные графом пятьсот рублей посыльный отдал мне под расписку, как подъёмные средства при поступлении на службу. Эк Шувалов всё обставил — обещал лично за мою “услугу”, а заплатил казёнными деньгами, будто так и надо. То ли жульничество, то ли пример, как надо выкручиваться.
Увы, кони хоть и были на вид вполне сносными, на поверку оказались полными развалинами. Печати и Знаки дрянные, суставы болтаются и скрипят на всю округу. Поминая недобрым словом Шувалова, я потратил день на приведение их в порядок. Восстановил магическую часть, смазал механическую и махнул рукой — до лета хватит, а там придумаю что-нибудь. В тылах я отсиживаться не собирался, а на войне всегда трофейную лошадь можно взять.
Простившись с милейшим Аристархом Семёновичем, я отправился в Петербург. Пока мундир будет шиться, я решил потеснить Кижа в его апартаментах. Мертвец, как я проверил через нашу связь, жил всё там же, кутил и вовсю развлекался. Увы, но весёлая жизнь у него закончилась — началась наша военная служба.
Глава 26 — Метель
С делами в Петербурге я управился быстро. Не прошло и трёх дней, как мы выехали на юг в сторону Пскова.
Пока я решал мелкие проблемы, шил мундир и собирался, Киж взялся узнать, что происходит в войсках. И уже в дороге вводил меня в курс дела и докладывал обстановку на фронте.
— В Кёнигсберге квартируется командование, тыловые службы и офицеры побогаче. А войска стоят на зимних квартирах у Вислы, в Эльбинге и Мариенвердере.
— Что там с нарушенным перемирием?
— Фридрих ещё летом начал бузить: то там городок захватит, то тут крепость. А осенью уже официально мир разорвали. В зиму, естественно, никто воевать не стал. Генералы ждут конца весны, чтобы дороги подсохли и можно было войска двинуть.
— Я чего-то не понимаю. Если только летом планируют начать атаку, зачем меня срочно гнать в армию? Ещё три месяца там валандаться просто так.
Киж снисходительно ухмыльнулся, глядя на меня:
— Сразу видно, Константин Платонович, не знаете вы нашу армию. Пока в войска попадёте, пока в полк назначат, хоть как-то дела примете да порядок наведёте, лето и наступит.
— Ещё что-то есть важное?
— А как же. Полковник Реад, к которому вы должны явиться, при штабе Обсервационного корпуса состоит.
— Что за корпус такой?
— Это, Константин Платонович, личные войска Шувалова, — Киж состроил кислую гримасу. — Он им платит, приказы раздаёт, офицеров назначает. Говорят, ничем от родовых опричников не отличаются, только форму государеву носят. Воюют, по отзывам, плохо: на приказы генералов императрицы наплевать могут, своевольничают и под огнём отступают часто.
Плохо, очень плохо. Становиться шуваловским опричником, даже формально, я не собирался ни при каких обстоятельствах. Значит, надо с этим Реадом или договориться, или поругаться, чтобы в обычные войска попасть.
* * *
Путешествовать зимой — не слишком приятное занятие. Отвратительные дороги, снег, постоялые дворы с жуткими сквозняками. Мы ползли с черепашьей скоростью, и я раздражался с каждым днём всё больше. Киж, хоть и мёртвый, тоже страдал от мороза — у него замерзали суставы, и вечером, спрыгивая с лошади, он чуть слышно скрипел. Только Мурзилка, разъезжавший у Васьки за пазухой, был доволен: хочет — спит, хочет — высунет голову и смотрит на дорогу. А ночами кот
