этот ублюдок убил Хагена. Такая рана, как у меня, быстро не затянется даже с регенерацией и встать на ноги или перевернуться я не мог, потому что попросту потеряю сознание. Кое-как, упираясь локтями в пол, а руками зажимая рану, я начал подвигать себя ногами к Неспящему.

Когда я оказался совсем близко, Неспящий уже отключил щит, он потерял бдительность, так как был сильно увлечен поглощением сил Хагена.

Я ухватил Тобарда ногами за щиколотку и дернул. Тот явно не ожидал, дернулся было на меня, заваливаясь, попытался удержать равновесие, выпустил Хагена, а я изо всех сил ударил его под колено и на этот раз он не выдержал и рухнул на пол.

Не знаю, откуда во мне взялись эти силы, но я, позабыв про боль и про все на свете, стремительно продвинулся к нему, зажал его тело ногами, подтянул и вцепился руками в глотку Неспящего. Я хотел его задушить, хотел свернуть шею, я должен был убить эту тварь во что бы то ни стало. Такая ярость нахлынула, что кроме нее, казалось, больше ничего не существовало на свете — только это всепоглощающее желание уничтожить демона.

Я снова призвал к разрушению, но на этот раз меня вдруг осенило, что у меня не выйдет причинить вреда телу Неспящего, я должен убить того, кто внутри тела.

И вдруг я увидел: так ясно и осознанного того, кто прятался в теле Ральфа Тобарда.

Красная тварь, она своей оболочкой напоминала полупрозрачного ларва-демона, но у этого был другой облик, больше походящий на человеческий. Демон яростно смотрел на меня из своей человеческой личины, его не пугала смерть, он, кажется, даже не пытался бороться и тратил остатки своей жалкой жизни на ненависть.

Я, вцепившись разрушением в это чудовище, пустил в ход всю силу, на которую был только способен. Тело демона в буквальном взорвалось от потока разрушения. Красные искры столпом поднялись до самого потолка и плавно начали осыпаться, озаряя всполохами зал. Человеческое тело, захваченное Неспящим, вмиг обмякло, стало безвольным. Какие-то мгновения я еще чувствовал, как под пальцами слабо пульсирует вена, но вскоре сердце Тобарда остановилось.

Наверное, его бы можно было спасти, попытаться запустить сердце, провернуть нечто подобное, что делали мы с Дайрой в лесу, когда оживляли лисицу. И я всерьез хотел попробовать его спасти, но силы начали меня покидать.

Темнота сгущалась перед глазами. Как бы я ни силился и не сопротивляться, все равно проваливался в сон. Какими-то неимоверными усилиями воли мне удавалось выныривать из небытия. Я тратил те накопленные крупицы силы лишь на то, чтобы узнать о происходящем вокруг. Я не знаю, сколько раз я так выныривал из тьмы и вновь проваливался в нее. Иногда мне казалось, что все происходит не по-настоящему и все это сон, и только боль напоминала о том, что все происходит наяву.

Вот я поднимаю голову и вижу, как Эрион, хромая, и держась за грудь, шаркает к дверям и спешно закрывает их на засов. Я даже не успеваю подумать об этом, потому что снова отключаюсь.

Я силюсь очнуться, открываю глаза, и вижу, как Эрион осторожно ощупывает пульс Тобарда, а затем трогает шею Хагена.

— Он жив? — я удивляюсь, что мне хватает сил произнести это вслух.

Эрион обеспокоенно смотрит на меня, затем утвердительно кивает. Мне сразу становится легче.

— Тебе нужно зашить рану, — Эрион склоняется надо мной, заглядвает внутрь раны, прицыкивает языком, а затем резко уносится к начавшему стонать Скаргарду. Значит, и старик выжил.

Тьма снова забирает меня, утягивая в свои объятия. В это раз я куда дольше остаюсь без сознания, наверное, потому что больше не беспокоюсь о Хагене.

В следующий раз я просыпаюсь от боли. Надо мной нависает незнакомый лысый старик и, подслеповато щурясь, то и дело поправляя очки в толстой деревянной оправе, зашивает мою рану.

— Т-с-с, алмазный мальчик, т-с-с-с, — улыбаясь, шепчет он, подносит к моему рту какой-то пузырек. — На вот выпей, будет полегче.

Я пригубил. Вязкая сладкая жидкость разливается приятным теплом по телу.

Только сейчас осознаю, что меня не перенесли. Я все в том же зале на холодном полу. Уколы от иглы быстро перестают меня беспокоить, меня больше интересует то, что происходит вокруг.

Я поворачиваю голову. Хаг сидит за столом, он в сознании — бледен, еле держится, всем телом опирается о стол, но он в сознании и это главное. Еще здесь Иган Скаргард, который прижимает металлический поднос к затылку и устало таращиться куда-то перед собой. И мастер Эрион — он первым замечает, что я пришел в себя.

— Тебе нужно отдыхать, Теодор, — говорит мастер, и мне хочется ответить, хочется узнать, что они думают и что они собираются делать, но мне становится так легко и тепло, что я снова на какое-то время проваливаюсь в сон под убаюкивающее: «Т-с-с-с», — старого лекаря.

Когда я снова пришел в себя, на дворе уже стемнело. В зале горело несколько тусклых масляных ламп, и я слышал скрипучий голос Скаргарда:

— Сам решай, или он, или ты. Кому-то придется остаться.

— Он с такой раной никуда не доедет, как и не сможет вести нежить. Ему нужно восстановиться, — ответил Хаген.

— Он адамант, — а это уже говорил Эрион. — Он через пару дней уже будет лучше всех здоровых, а вы, некро-мастер Боуль… Это будет чудо, если вы самостоятельно сумеете покинуть Кей-Диуар.

Я потрогал рану, плотная повязка стискивала грудь, а до самого шва было не добраться. Почти не болело, я все еще чувствовал слабость, но боль практически ушла. Я приподнялся на локтях, голова слегка закружилась то, о чем они говорили было весьма любопытно, и я просто обязан был в этом участвовать.

В зале не было тела Неспящего, но все еще лежали тела убитых им стражников. Когда я поднялся на ноги, все присутствующие резко замолкли и в тишине наблюдали, как я, медленно перебирая ногам, плетусь к столу.

Я окинул их взглядом, слабо улыбнулся:

— Ну и какой у нас план? — спросил я, садясь рядом с Хагеном.

От резкого движения и смены положения пространство покачнулось и поплыло волнами, то сужаясь, то разворачиваясь. Не знаю, что дал мне тот лекарь, но я все еще чувствовал эту легкость и полусонную эйфорию. И все еще казалось, что и происходящее не совсем реально, а я до сих пор еще сплю.

Скаргард шумно выдохнул, убрал поднос с затылка, шмякнув звонко им о стол.

— Какой-какой план? — недовольно проворчал он. — Нужно сделать так, чтобы все решили, что этот