Наступило 1 июля 1916 года; несмотря на рассветную туманную дымку, по всем признакам предстоял чудесный летний день. Все воспряли духом. Позади первой линии траншей, как на картинке из старой книги, застыла могучая конница – готовая устремиться вперед, едва пехота прорвет оборону. Построенные к бою войска значительно выросли в числе со времен потерь под Лосом в прошлом году – армия Китченера, сформированная на волне оптимизма и энтузиазма, втрое превосходила любую рать, когда-либо выставленную Британией. Новоприбывших в Варлуа, где ночевал Толкин, разбудил оглушительный грохот артиллерии – так называемый «ураганный огонь», – на востоке орудия начали утреннюю канонаду. Она продолжалась больше часа, причем под конец неистовство удвоилось. По словам летчика-наблюдателя Королевского авиационного корпуса, глядевшего на позиции Соммы с небесной вышины, «казалось, будто Вотан в приступе ярости колотит в полый мир словно в барабан, и под ударами его сотрясается земная кора».

В тысяче ярдов от немцев Роб Гилсон и его батальон провели ночь в небольшом поместье и вокруг него, в изрытом окопами лесу Бекур, где двумя неделями раньше капитан, приятель Гилсона, попал под разрыв снаряда. Даже здесь, невзирая на непрекращающийся британский обстрел, война казалась бесконечно далекой. Перекликались кукушки, пели соловьи, собаки облаивали орудия; в изобилии цвели садовые и полевые цветы. Легкий дождичек забарабанил по листьям, солдаты подставили шлемы и напились. Быть того не может, чтобы «джеррики»[75] выжили после того, как их неделю утюжили снарядами; завтра британцев ждет легкая победа. За завтраком во дворе солдаты развеселились окончательно – благодаря тому, что в чай им добавили армейского паточного рома. Денщик Роба, Брэднем, упаковал хозяйские вещи, и в пять Гилсон повел свой взвод вдоль окопов из леса. Одетый не как офицер, но как один из солдат, чтобы не стать легкой мишенью, Гилсон, подобно всем прочим, тащил на себе шестьдесят шесть фунтов снаряжения. «Кембриджширцы» развернулись в боевой порядок в окопах позади другого подразделения, из Гримсби. Взвод Гилсона, состоящий главным образом из жителей острова Или[76], был в четвертой и последней «волне» своего батальона.

В 7:20 утра, за десять минут до часа «Ч», все до одного артиллерийские орудия перешли на предельный режим огня – начался ураганный обстрел. Воздух побурел от меловой пыли с развороченных полей и покраснел от измельченного в порошок кирпича деревенских и фермерских построек. И тут, за две минуты до атаки, почва содрогнулась[77]. Лейтенанта Гилсона и его людей об этом предупредили заранее: их придержали, чтоб не накрыло взрывной волной. Через всю нейтральную полосу, чуть левее от Гилсона, грунт взметнулся на тысячи футов в чадный сизый воздух – двадцать четыре тонны аммонала (смесь аммиачной селитры и порошкообразного алюминия) сдетонировали под вражескими окопами там, где они образовывали хорошо защищенный клин. Комья дерна и глыбы меловой породы размером с тачку дождем посыпались вниз.

Впервые за неделю все орудия смолкли. На нейтральной полосе длинные шеренги солдат, до того вжимавшиеся в землю, поднимались в полный рост. Неподалеку грянули волынки. Британская артиллерия перенесла огонь вглубь немецкой обороны, пропуская пехоту к вражеской передовой. Затем артобстрел возобновился. Повсюду вокруг слышались крики и рев.

Гилсон ждал, пока с места не стронется третья волна «Кембриджширцев». Он сверился с часами и через две с половиной минуты после часа «Ч» засвистел в свисток и, махнув взводу, повел своих людей по окопу вперед, к передовой линии – до нее оставалось около четырехсот ярдов.

Что-то пошло не так. Над его окопом зажужжали пули; снаряды размером с двухгаллоновый бидон для смазки, вращаясь, проносились в воздухе со зловещим «вуф-вуф-вуф». Все занервничали – разве враг не стерт в порошок? С какой стати он отстреливается? Люди принялись переглядываться, но выказывать страх было стыдно. Гилсон растянул солдат «своего дорогого, бестолкового сельского взвода» в цепь по всей протяженности стоярдового окопа, сверился с часами и дал знак подниматься по приставным лестницам.

Снаряды немецких траншейных мортир[78], или «сосиски», кувыркающиеся над головами, дали название «Сосисочной долине» – узкому распадку, вверх по которому Робу Гилсону с «Кембриджширцами» полагалось наступать. Левее, позади холма, на котором стояла разрушенная деревня Ла-Буассель, занятая врагом, параллельно «Сосисочной долине» шла еще одна долина, «Пюрешечная». А за нею от занятой немцами высоты отходил еще один изрезанный траншеями отрог, дальше протянулась длинная ложбина, и в ней – лес Блайти, названный так, поскольку многих раненых оттуда регулярно отправляли на родину[79]. Здесь Дж. Б. Смит и «Солфордские приятели» должны были пересечь нейтральную полосу – в двух милях слева от Гилсона. Между двумя ЧКБОвцами в окопы было втиснуто целых восемнадцать батальонов: тысячи солдат из Тайнсайда и Девона, из Йоркшира, Шотландии, Ноттингема и других мест. В лабиринтах траншей, во всеобщей давке и неразберихе – при том, что необходимо было обеспечивать скрытность, – под смертоносным ливнем снарядов эти две мили были все равно что миллион.

«Кембриджширцы» оказались на краю гибели. Предполагалось, что спустя полтора часа взвод Роба Гилсона преодолеет почти две мили вверх по «Сосисочной долине» и достигнет вражеского укрепления; на полковой карте оно было обозначено как Саффолкский редут. Укрепление находилось сразу за лесом, протянувшимся на горизонте, но когда Гилсон выбрался из траншеи, он, скорее всего, ничего не видел за немецкими передовыми позициями сквозь разрывы британских снарядов. Эта огневая завеса должна была постепенно сдвигаться все дальше непосредственно перед наступающими солдатами. Так было в планах. А вот безжизненные тела, уже усеявшие пустошь впереди вплоть до белого края только что образовавшегося кратера, в эти планы не входили. Равно как и пулеметный огонь из Ла-Буассели. Артиллерии не удалось ни уничтожить засевших там немцев, ни выбить их оттуда.