Альберто и Орианы там не было.

— Ты никогда не найдешь их вовремя, — сказал Тиниан Богу. Хотя его грудь все еще тяжело вздымалась от подъема по лестнице, он позволил себе легкую улыбку.

Они с самого начала знали, что если у Луки и был шанс спасти их, то Альберто не мог попасть в руки Бога. Даже опытный полководец мог споткнуться, когда его плоть и кровь оказывались на линии огня, а Лука был шестнадцатилетним принцем, даже не коронованным, с небольшим количеством сражений за плечами.

Как только флот отплыл, и Бог прояснил свои намерения, Тиниан привел план в действие. Все шпионы знали сигнал. Они ждали несколько дней, чтобы вывезти Альберто и Ориану из города.

Это была маленькая победа, хотя он знал, что сейчас произойдет. Он смотрел на море и чувствовал, как сердце наполняет тоска. Человек всегда думал, что он мог еще жить. Он не предполагал, что все закончится таким образом.

Ему показалось, что он увидел движение, мерцающее в морском воздухе, похожее на птицу, но крупнее.

Драконы. Прибыли другие драконы.

Его сердце забилось быстрее. Вот что нужно чувствовать в присутствии дракона: благоговение и надежду. Не страх. Не тошнотворная ненависть.

Рычание Бога было настолько низким, что Тиниан скорее чувствовал его костями, чем слышал.

Он не отвернулся от моря. Ему всегда нравился вид с солнечным светом, похожим на монеты на воде, и, глядя на него сейчас, он знал, что спасение приближается. Он раскинул руки и почувствовал прикосновение пламени, и его жизнь милостиво погасла в мгновение ока.

Огонь дракона, в конце концов, был горячим.

24

Рева

Голубые искры взорвались над дворцом, и Рева вскинула голову, чтобы убедиться, что Сэм их заметил.

Сигнал! Альберто свободен! — она взмахнула ноющими крыльями, заставляя себя лететь быстрее, и поняла, что достигла своей цели, когда Рохеса испуганно взвизгнула и впилась ей в шею.

Рева оскалила зубы в безмолвном драконьем смешке от реакции подруги. Конечно, она не стала бы смеяться Рохесе в лицо, но для серьезной женщины, способной превращаться в пантеру, Рохеса на удивление боялась высоты.

Полет скоро закончится, — молча пообещала Рева Рохесе. Как обычно с другими оборотнями, она была почти уверена, что ее сообщение не было переведено полностью, но Рохеса, должно быть, услышала ее утешительный тон, если не слова. Она почувствовала, как Рохеса еще крепче обхватила руками ремни на спине, и больше не слышала беспокойного визга.

Альберто был свободен. Рева надеялась, что Лука заметил сигнал. Серена надеялась, что Альберто увидит новые земли и будет жить счастливой жизнью среди зантийцев, а вместо этого он стал пешкой Стефана. Ни один ребенок не заслуживал этого — или той участи, которая, как все знали, постигнет Альберто, как только он перестанет быть пешкой, чтобы держать Луку в узде.

Ненависть Ревы к Стефану вспыхнула, и она зарычала. Жестокость Давэда была ужасна — безразличная и окутанная ложным прагматизмом, — но, по крайней мере, под его правлением Эстала в основном жила спокойно. Он и не думал требовать постоянного обожания. Он носил корону как бремя и устал от поклонов и заискивания двора.

Стефан требовал, чтобы поклоны ему причитались, и этого ему никогда не будет достаточно. Все его благочестие было лишь корыстным орудием для собственной славы. Рева ни на мгновение не поверила, что Стефан потребовал построить новые храмы во славу Аниоса. Вместо этого они были во славу Стефана.

Теперь он утверждал, что является возрожденным Аниосом, и ее презрение выросло, соответствовало ее ненависти. Стефана нельзя было достаточно любить как человека, поэтому он решил притвориться богом?

Он был дураком, и когда его тело будет выставлено на обозрение, его последователи увидят, что они творят жестокость и насилие без всякой цели.

Дикое удовлетворение, которое она испытала при этом, было смягчено печалью. Жестокости не могли быть отменены. Убитые граждане Эсталы и Зантоса не могли возродиться. Семьи видели, как их близкие умирали от чумы без лекарства, которое сжигали на кораблях. Вместо того чтобы получить утешение от священников, им сказали, что в этих мучительных смертях виновата их нечестивость.

Никогда больше, пообещала она себе. Это были слова Луки, и, вопреки своей воле, она начала ему верить. Вдалеке ее острые глаза едва различали фигуры Карлии и Ато. Они начали спускаться к городу, неся свой груз менти, и у Луки, наконец, появится шанс сразиться со Стефаном и отомстить за те смерти, которые принес Стефан.

Волна страха охватила ее при мысли о Луке, таком человечном и маленьком, сражающемся с драконом. Еще до того, как она поняла, что делает, она начала заставлять себя лететь быстрее, чтобы быть рядом с ним. Каждая мысль о нем еще вызывала чувство предательства и горя, и все же…

Какими бы ужасными ни были его действия, она обнаружила, что понимает их. Кем бы она пожертвовала, чтобы увидеть уничтожение Садов Аниоса? Если бы она могла пощадить целую армию и послала бы не своих солдат — хороших людей, людей с семьями и честью, — а безмозглых, ненавистных чудовищ, чтобы убивать ее врагов, разве она не сделала бы этого? Не была ли она, по крайней мере, искушена?

В то же время Рева подумала о Карине, Рохесе и Лотти. Она не пожертвовала бы ни одной из них, несмотря ни на что. Она скорее пожертвует собой, как это сделала для нее Эмми. Опять же, на ней не было ответственности короля.

Воспоминание об улези, перелезающих через стены замка Далур, привело ее в ужас, но оно дало драконам ценную практику совместной работы перед этой битвой и уничтожило большую часть улези, которые думали, что столкнутся с одним из драконов, а не четырьмя.

Водоворот ее мыслей, отчаянная попытка не думать о предстоящей битве, был прерван, когда она увидела полосу зеленоватого драконьего огня на парапетах замка. Болезненная зелень отражалась на золотой поверхности замка, почти неестественно в свете рассвета, и Рева почувствовала старое отвращение. Менти. Враг. Извращение природы.

Она мотала головой, чтобы узнать, что ждет впереди. Стефан был на крыше дворца, и если бы они могли удержать его там и сразиться с ним, они могли бы покончить с этим сейчас.

Где мы оставляем людей? — спросила она Сэма.

Нет времени! — крикнул он.