Шрифт:
Закладка:
Когда народ повалил в капище, Горислава попыталась пробиться к Вадиму, но плотный людской поток подхватил, закружил ее, увлекая за собой. Она оглядывалась по сторонам, но Вадима нигде не было видно. Зато Некрас неожиданно оказался рядом и пристально взглянул на девушку. Что-то дикое, звериное почудилось Гориславе в его взгляде. Она отвернулась и плюнула в сердцах: «Надо же! Как нарочно лезет в глаза! Вот противная рожа, ненавижу!» Зарянка схватила Гориславу за руку:
– Пойдем! Скоро уже и наш черед.
– Ты Вадима не видела? – обернулась она к подруге. – Знаешь, ты постой здесь, а мне надо… я сейчас…
Зарянка понимающе улыбнулась:
– Ну куда тебе надо, про то уж почитай вся Ладога знает…
– Как? – вспыхнула Горислава. – Откуда?
– Да мне брат сказывал, будто у вас с Вадимшей уже и свадьба на зиму сговорена, – простодушно пожала плечами Зарянка. – Ну а если б и не сказывал, так я тоже не слепая. Сама видела как ты сейчас с Вадима глаз не спускала.
– У твоего Пленко не язык, а помело! – возмутилась Горислава. – И ничего у нас не сговорено! И вообще я Вадима уже давно не видела!
– Ну не сговорено, так сговорится, – рассудила Зарянка, – какое наше дело молодое. – Она обняла подругу и повела чуть подталкивая в спину. – Не бойся за него. Ранка не глубокая. Так просто. Царапина. Ну а до свадьбы и вовсе заживет.
Горислава облегченно улыбнулась.
– Зарянка, а давай зимой сыграем две свадьбы. Я с Вадимшей, а ты с Ратшой.
– Придумаешь тоже, – на этот раз смутилась Зарянка.
– Ай скромница! – рассмеялась Горислава. – Думаешь, я тоже слепая? – тормошила она подругу. – От скромницы до срамницы рукой подать!
– Да как у тебя язык то повернулся! – набросилась Зарянка на Гориславу. – Бесстыдница!
– Чего не скажешь в ночь на Купалью, – смеясь, отбивалась та от нее.
Волхвы вращали березовый ствол все быстрее и быстрее. Вот уже потянуло дымком и слабая серая струйка показалась над чурбаком. Вот дым стал гуще и плотней. А вот уже в лунке замигал красный глаз огня-сварожича. Радимир торжественно поднял над головой необмолоченный сноп прошлогодней ржи и положил его на тлеющий чурбак. Сухая солома затрещала и ярко вспыхнула. «Сварогу слава! Дажьбогу слава!» – грянул многоголосый клич над поляной. «Слава! Слава!» – зазвенело над рощей. «Слава! Слава!» – откликнулось на берегах Волхова. А на поляне, над которой сгущались сумерки уже пылал огромный костер. Вдруг словно стая сказочных птиц опустилась на поляну. Это ладожские красавицы повели русалий хоровод. Солнце победило мрак. Но для пахаря важен и дождь. Не даром ведь говорят: «Будет дождь, будет и рожь». Вот и накликают ладожские красавицы вил, чудесных птицедев, хозяек родников и колодцев. Ведет хоровод Любава, дочь князя Ратибора. А за ней, словно белые лебеди, выплывают дочери Гостомысла, Умила и Улита. Горислава впервые участвовала в русальем танце. Румянец не сходил с ее лица. Руки сами собой взлетали и опускались, ноги сами несли в ритме танца, то в хороводе красавиц, то навстречу подруге Зарянке. А глаза лихорадочно искали Вадима. Но то ли танец был слишком быстр и лица окружающих сливались в одну бесконечную полосу, то ли сумерки очень быстро опускались на поляну, Горислава никак не могла найти его. «А может, он вовсе не пришел? – кольнула ее обидная мысль. – Нет, нет, – отогнала ее Горислава, – наверное, рана очень серьезная! Ну когда же кончится этот танец!»
Музыка неожиданно смолкла, и поляна опять заполнилась народом. Но теперь это была только молодежь. Кто-то схватил Гориславу за руку и она закружилась в стремительном хороводе. Кругом на всех лесных полянах, треща пылали волшебные костры. Отовсюду доносились песни и смех. Парни и девушки прыгали через костры. Чем выше прыжок, тем выше рожь. Где-то у реки катились в воду горящие колеса. Вот в костер полетело чучело Мары* с конским черепом вместо головы. Девичий визг, плеск воды, пение, смех, рокот барабанов и звон бубнов, ветви деревьев, лица людей, оскаленные конские черепа, пламя костров, звезды на темном небе, все смешалось перед Гориславой. А может колдовская ночь вступила в свои права? Что-то страстное зашептали деревья, переплетая свои ветви, словно руки. Томные вздохи неслись отовсюду. Земля замерла в сладострастном ожидании победителя-жениха. Каждый листок, каждая травинка, все живое трепетало в предчувствии любви. Горислава остановилась на краю поляны. Голова шла кругом. Было трудно дышать. Казалось, огонь волшебных костров разлился по ее жилам. Лицо горело. Тело дрожало. Липкая духота обволокла девушку. Губы запеклись, словно в лихорадке.
– Пей, – откуда-то издалека донесся до нее знакомый голос, и деревянный ковш поднесли ко рту. Горислава отпила и зашлась в приступе кашля. Чьи-то настойчивые руки заставили ее допить до дна. Мед сладкой истомой растекался по телу, горячими иголочками покалывал пальцы, жаркими волнами ударял в голову. Ноги подкосились, и Горислава медленно опустилась на траву. Перед самыми глазами стояла красновишневая трава Улик, с головой кувшинцами и листьями-лапками. Живым желтым шелком цвел ее рот-соцветие, словно хотел поведать о любви запретной. Чье-то лицо склонилось над Гориславой, и она с ужасом узнала хищный оскал Некраса Волдыря. Хотела крикнуть, но сил не было. Руки и ноги не слушались. Она слабо застонала. Некрас ухмыльнулся по-волчьи, подхватил ее на руки и понес в самую чащу леса.
Какая-то чужая неведомая сила сковала Гориславу. Она не могла пошевелить даже пальцем и только мысли стремительно, в бешеной скачке, проносились в голове: «Волдырь! Выродок! У него мать колдунья. Куда он меня несет? Родился без отца… Что же мне делать? Что это?
Будто деревья за нами смыкаются… Хоть бы встретить кого! Тятенька родненький спаси! Где я? Где я?! Могучий воин, владыка небесный, светлый Дажьбог помоги, защити, спаси, оборони! Мать Мокошь, заступница всех дев, грозная в гневе, не дай мне погибнуть! Вадимша, любый мой, где ты? Найди меня!»
Вдруг Некрас остановился, бережно посадил Гориславу на траву, прислонив спиной к стволу дерева. Они были на небольшой полянке посреди леса. Слабые звезды едва освещали ее. Но какой-то другой, таинственный свет разливался вокруг. Некрас нагнулся к Гориславе и жарко зашептал ей в ухо:
– Смотри! Вот
