Шрифт:
Закладка:
Она сказала, снова опуская ресницы:
— Что ж, вы были достаточно откровенны. Дело действительно подлое. Конечно, вы, господин Делессер, понимаете, что я, согласившись, потребую плату…
— Я готов платить.
— Плату весьма высокую, не какие-нибудь тридцать сребреников. Предать своего приятеля, крестного моей дочери — это, знаете ли, стоит денег.
Делессер наклонился и прошептал ей что-то на ухо. Адель кивнула, но лицо ее осталось невозмутимым. Пауза затягивалась. Банкир, осознав, что сказанного недостаточно, добавил:
— А еще вы получите плантации на Мартинике — сахарные, ванильные, кофейные, плантации какао…
— Вы от себя напишете дарственную?
— Да.
— Отлично. Когда вы станете префектом, ваша подпись на дарственной может мне пригодиться.
— В каком смысле? — переспросил он багровея.
Она приятно улыбнулась:
— О, мы, господин банкир, безусловно, останемся друзьями, однако и от меня, и от вас всего можно ожидать, а посему мне будет очень удобно иметь при себе что-то такое, что подтверждает нашу с вами сделку.
Она слишком много на себя брала, в этом Делессер был уверен. Об этом он подозревал, когда обдумывал свое предложение.
Но, с другой стороны, не было ни одной такой стервы, которая могла бы с блеском выполнить подобное поручение: требовалась женщина исключительно красивая, умная, достаточно образованная и, кроме того, с ней должен был быть знаком Жиске. Ибо префект полиции — и Делессер это знал — стал в последнее время слишком подозрителен. В отношении Адель у него подозрений не возникнет: они давние знакомые. И, кроме того, кто может догадаться, что ее статус несколько изменится?
В который раз превозмогая раздражение, которое она в нем вызывала, Делессер спросил:
— Так что ж, черт побери, вы согласны?
— Да. Что я должна сделать?
— Скомпрометировать его. Проще говоря, надо, чтобы вас застали в одной постели, а уж я позабочусь о журналистах и полиции.
Глаза Адель расширились. Она и предположить не могла, что человек, покушающийся на место префекта, придумает такой нелепый план.
— Вы понимаете, что говорите, Делессер?
— Тысячу раз об этом думал, — проворчал он. Она расхохоталась:
— Но ведь Жиске можно застать с кем угодно и где угодно! Он множество ночей проводит в чужих постелях!
— Это не меняет законов, — напомнил Делессер. — Он женат, его поступки остаются прелюбодеянием, а посему скандалом.
— Но чтобы вызвать скандал и иметь возможность вмешать в дело полицию, надобно, чтобы мадам Жиске сама захотела засвидетельствовать измену мужа и попросила о том полицейских, а эта серая мышь никогда этого не сделает, никогда! — Адель даже хмыкнула: — Как вы могли подумать, что она пойдет на такое, и при чем туп, черт побери, я?
— А нам вовсе мадам Жиске и не нужна.
С придыханием Делессер заявил:
— Это вы выйдете замуж и это ваш муж, а не мадам Жиске, будет защищать свою поруганную честь.
— Я выйду замуж?
— Да, очень легко.
Уверенный, он сможет ее убедить, Делессер добавил:
— Я уже подыскал нужного человека.
Адель, хотя предложение Делессера казалось ей совершенно абсурдным, почему-то не посчитала возможным яростно возражать. Было видно, что банкир продумал детали, стало быть, это странное замужество может быть безболезненным и легко устранимым. Она приготовилась слушать, и беседовали они долго, пока не умолкла музыка, доносившаяся из зала, и не послышался стук отъезжающих экипажей.
Лакей принес мадемуазель Эрио ее манто. Набрасывая сверкающий соболиный мех Адель на плечи, Делессер негромко произнес:
— Вы выйдете незаметно, Готье вас проведет. Никто не должен знать, что мы встречались.
— Да-да, конечно, никто, — несколько двусмысленно протянула она. — Имейте в виду, что имущество мое должно остаться при мне, ибо этим вашим нужным людям я вовсе не доверяю… и, кроме того, желательно, чтобы никто не знал об этом дурацком браке.
— Вот как? Мадемуазель не желает стать мадам?
— Мадемуазель не желает потерять имя, которое уже заработала.
Она не долго думала об этом сговоре, хотя и посвятила ему почти весь вечер. Едва исчезло с глаз лицо Делессера, Адель сразу безразличны стали и его указания, и его планы. Да и что был особо раздумывать? Ясно, что она всё выполнит; это не так уж сложно. Прижавшись виском к стеклу тюфякинской кареты, она безмолвно смотрела, как проплывают мимо залитые светом окна банкирского дома, и в глазах у нее стояли слезы. Снова звучал в ушах томно-хрипловатый голос графини де Легон: «Женитьба Эдуарда становится неизбежной… его честь обязывает помочь друзьям». Ах, Боже мой, неужто она была так глупа, что сама помогла Мари д'Альбон? Может, она действительно сделала так, что Эдуард, прежде не очень-то обеспокоенный мыслями о браке (все планы этого рода казались приблизительными), теперь будет просто вынужден жениться, иначе на него навалятся все сразу — д'Альбоны и эта его милая мамочка?
Только это имело значение. Эта другая женщина в жизни Эдуарда — она не давала ей покоя.
Адель терпеть не могла д'Альбонов уже за то, что они породили на свет такую красотку. Ну, что было делать? У нее ничего не получалось. Пожалуй, оставался только один выход…
Мысли ее были прерваны, ибо на полном ходу кареты кто-то снаружи вцепился в дверцу, с силой распахнул ее и бесцеремонно влез внутрь — Адель не сдержала возгласа ужаса, сорвавшегося с губ.
— Анри?! — прошептала она, прижимая к губам холодеющие пальцы.
Префект полиции Жиске насмешливо произнес:
— Да, милочка. Как видите, я все-таки вас не упустил.
— Что это значит?
Впиваясь в нее подозрительным взором, он медленно сказал:
— Это значит, что меня интересует то, как вы провели время у Делессера.
Адель не отвела глаз. Спрятав руки в муфту, она некоторое время выдерживала паузу. Появление Жиске вот так сразу, едва она уехала от банкира, казалось подозрительным, и на миг Адель даже подумала, не приложила ли к этому руку графиня де Легон: только она могла услышать или понять, что Делессер приглашает ее в кабинет…
— Чудесно, — сказала она несколько сухо. — Был великолепный бал.
— Да, великолепный, но только вы, вопреки обычному, не танцевали до упаду, а где-то прятались.
У меня есть мысль, что вы говорили с ним. С моим врагом.
— Да, говорила. Ну и что? Это запрещено?
— Черт побери, — вскипел Жиске, — вы, милочка, не смейте сейчас демонстрировать вашу прелестную наглость, это не поможет, дело слишком серьезно. О чем вы могли говорить с этим мерзавцем? Чего он хотел?
— Того, что хотят и все мужчины.
— Вы лжете. Он метит на мое место, и если вы сейчас же не скажете…
Шоколадно-карие глаза Жиске блеснули яростью, и его сухая рука сжала пальцы Адель так сильно и безжалостно,
