Шрифт:
Закладка:
– Кирие архигос, добычи и людей так много, что даже столь обширным флотом нам все не вывезти. Что делать?
– Коста, загружаем корабли, главное, правильно все размести, чтобы они валкими не стали и не опрокинулись. А что в трюмы и на палубы не поместится, уничтожим.
Полоняников в городе оказалось и правда очень много. Порядка семи тысяч. Синопцы часто держали и пять, и семь, и даже десять склавини – славян-рабов. Всех одели, накормили, самых крепких мужиков вооружили и поставили в строй.
Вскоре после того, как добыча была собрана, Панин вызвал к себе Мишку Татаринова.
– Есаул, дело к тебе есть. Мы пока уходить из города не собираемся, возьми коней да проедьтесь со своими донцами окрест. Нельзя, чтобы враг ударил с берега нежданно-негаданно. Заодно и рабов в поместьях да вотчинах местных сипахов соберите.
– Это можно, – легко согласился с поставленной задачей казак.
Главный риск затеи Панина состоял в том, что турки, узнав о произошедшем, могли собрать флот и ударить. Так что каждый новый день увеличивал опасность нахождения в захваченном столь малыми силами городе. С другой стороны, Федор руководствовался здравым расчетом. По словам кормщиков, до Царьграда весть о нападении дойдет не раньше, чем за три дня. Пусть даже у турок наготове сколько-то кораблей, но ведь они знают, что русский царь с сильным флотом явился в Черное море, значит, и нападать они посмеют только большой эскадрой, а ее еще надо собрать. Ну, пусть даже за пару дней наберут и кораблей, и людей, хотя, известно, что основные войска сейчас вместе с султаном воюют против ляхов. После этого им понадобится еще не меньше трех дней добраться из столицы сюда, в Синоп. Всего выходит больше недели.
Но чтобы слишком не рисковать, Федор отправил две самые быстрые фелюги вдоль побережья на полдня пути. Одну на запад, другую на восток, чтобы следить, не появится ли враг. Конечно, держать дозоры ночью не имело смысла, потому небольшие парусники еще на закате возвращались в порт, а еще до рассвета уходили в море.
К счастью для русских, османы так и не собрались отвоевывать свой город.
– Ты, Федор Семенович, не переживай, вот лучше кофию выпей с печенькой, – успокаивал его тревоги неунывающий побратим. – За эти дни мы не повстречали ни одного большого отряда на берегу. Видели несколько раз дозорных, но с нами сходиться в драке они не пожелали, убегают черти, проще говоря. А пошарпали мы их крепко. И заходили далеко. Верст на двадцать, не меньше.
– Это верно. Мы за три дня уже пять «купцов» в море перехватили. Они шли как раз с запада. Выходит, и не знали ничего про нас. Допросили. Говорят, ни сном ни духом не ведали.
– Вот и я про что.
– К слову, Миша, учти, я большую часть твоих донцов заберу на время. Посажу на захваченные корабли, пусть матросов сторожат.
– Это понятно, – легко согласился есаул. – Эх, богато мы добычи взяли. Главное, после с выгодой расторговаться.
– Сначала надо до Руси ее довезти. А потом и барыши будем считать.
– Вот всегда ты так. Пил вино, человек как человек был, а теперь…
И вот, спустя пять дней после взятия города, когда рассчитанный Паниным безопасный срок нахождения в Синопе почти подошел к концу, корабелы таки отчитались, что второй галеас спущен на воду, оснащен, загружен и вместе со всем флотом готов к выходу в море.
– А и пора. Уходим!
Огромная флотилия из полусотни кораблей двинулась на север, оставляя за собой густое черное облако пожарища над охваченным пламенем древним городом.
– Теперь главное – дойти, – последний раз оглянувшись на исчезающий за горизонтом турецкий берег, прошептал себе под нос Панин.
К Варне наша маленькая эскадра подошла под утро, когда на востоке уже светлело, но сам город в глубине залива был еще погружен во тьму, в которой было трудно что-либо разобрать. На воде черными пятнами виднелись стоящие на якорях суда, но разобрать, военные они или торговые, до восхода солнца не было ни малейшей возможности.
– Мы почти на месте, государь, – как всегда лаконично доложил мне Петерсон.
– Отличная работа! – кивнул я. – Никто не отстал?
– Рассветет, увидим, – пожал плечами норвежец.
Вопрос был далеко не праздным. Четыре из девяти боеспособных галер ушли вместе с отрядом Панина, еще две остались в Кафе, чтобы попеременно конвоировать отправлявшиеся в Азов караваны с добычей, так что на мою долю остались только три. Причем боеготовность их весьма условна. Ведь по сути это первая кампания и для кораблей, и для большинства членов экипажей.
Но они, по крайней мере, уже хоть как-то сплавались, побывали в бою, почувствовали вкус победы. Еще три галеры – недавние трофеи. Экипажи набраны с бора по сосенке, вооружены тем, что осталось от турок, командиры из числа отличившихся офицеров. В общем, корабли скорее учебные, чем боевые. С другой стороны, а когда экипажи учить, если не сейчас, пока враг ошеломлен и не знает, что делать?
– Прикажите готовиться к бою! – велел я.
– Слушаюсь, – приложил два пальца к шляпе Петерсон, после чего резко обернулся и заорал что было мочи: – К бою!
Заспанный горнист тут же подскочил и, приставив к губам мундштук, с перепугу принялся играть сигнал к обеду. Однако отеческая затрещина от второго помощника мгновенно привела его в чувство, и над «Святой Еленой» вместо веселого – «бери ложку, бери бак, нету ложки – кушай так» стали разноситься звуки «тревоги».
Следом засвистели боцманские дудки, а за ними раздался топот босых ног по палубе. Через минуту аналогичные сигналы стали доноситься со следующих за нами галер. Матросы принялись карабкаться по вантам, чтобы уменьшить паруса, гребцы занимали места на банках, стрелки разбирали мушкеты, а канониры возились у своих «грифонов»
– Отличная идея с единообразными сигналами, ваше величество, – сдержанно похвалил Ян, после чего подпустил немного ехидства, – правда, они немного похожи…
Что тут скажешь, трудно обучить трубачей, если сам умеешь играть только на гитаре, а сигналы горниста последний раз слышал в пионерском лагере, и, кстати говоря, не все помнишь. Но как-то все-таки получилось.
Между тем край солнца уже приподнялся над горизонтом, светя нам в спину и слепя возможных турецких наблюдателей.
– А что, Никас, – в который раз поинтересовался я у лоцмана, – велика ли Варна?
– Константинополь много больше, – лаконично ответил мне грек.
Никас Теодоракис родом из Галаты – главного порта столицы Османской империи и все мерит масштабами своего родного города. Турок он ненавидит всеми фибрами души, что совершенно не мешало ему прослужить несколько лет в их флоте. Говорят, он давно мог бы сделать карьеру и стать реисом на одной из каторг султана, но не захотел сменить веру. Так это или нет, я не знаю, но, попав в плен под Азовом, он с охотой перешел на нашу сторону и с тех пор оказал немало услуг. А теперь вызвался быть лоцманом, благо окрестные воды знал не хуже любого контрабандиста.
