Шрифт:
Закладка:
— Ко встрече Государя Всея Руси стоять смирно!
Вороны, слетевшиеся было посмотреть, чего это мы все тут собрались, с возмущённым карканьем сорвались с веток окружающих острог деревьев.
— Что за дымы дымят за речкой у пруда? — вместо приветствия, хмурясь, спросил царь.
— Кирпич для печей жжём, Великий Государь, — доложил я
— Кирпич? Сами? И печь сделали?
— Сделали, Великий Государь. Маленькая печь, но тех кирпичей, как раз одну печь хватает собрать.
— Прямо туда езжай! — приказал царь вознице. — Посмотреть хочу. Показывай, Степан, что настроил.
Я показал перебранные наново избы с обновлёнными крышами. В моей избе дымилась труба.
— Это по белому, что ли топится? — спросил Михаил Фёдорович.
— По белому. Это моя изба. И ещё в трёх избах печи кирпичные с трубами стоят. Остальные пока так дымят. Казакам привычно.
— А тебе, значит, нет? — ехидно заметил царь.
— Почему? И мне привычно дымом дышать, но так в избе чище. Там и стены оскоблены и воском натёрты, и пол. На полу ковры. А какие ковры, если топить по чёрному?
Печи мне пришлось класть самому с кучей проб и ошибок. Пять раз разбирал, пока перестала дымить и стала топить. Причём разбирать приходилось до трубы, а значит саму трубу надо было на что-то установить. Неделю провозился с первой печью. Зато «поднакачался» силушкой прилично.
— Потом посмотрим. Вези к дымам!
Поехали к дымам.
Печи для обжига кирпича мы сделали тоже сначала из ивняка в виде «шалаша» круглой формы, кторый обмазали сначала чёрной глиной. Следующие слои мазали обычной. И Таких слоёв получилось шесть. Все последующие слои сохли в боле щадящем режиме и печь получилась толстостенной — примерно в тридцать сантиметров толщиной — и крепкой. В печь можно было легко заходить и заносить кирпичи, укладывая ихна глиняный поддон «ёлочкой». По поддоном шли воздухонагнетатели. Вокруг кирпичей накладывались дрова. Крайние кирпичи перегорали, но и Бог с ними.
Я не мастак кирпичи выпекать. Уж что получилось, из того и клади печи в избах. Птом переделаем, даст Бог. Не дымили и ладно.
Печей работало две из трёх и царь это заметил.
— А эта чего не дымит? — спросил он.
— Там кирпич отдыхает после обжига, — сказал я.
— От-ды-хает, — проговорил государь по слогам, словно пробуя слово на вкус.
— Чтобы не потрескался.
— Я понимаю, — кивнул головой царь.
Он, похоже, и не собирался вылезать из санок.
— А это что за изба дымит трубой? Кто это на отшибе поселился? Да хоромины такие. Поболя твоих станут.
— Это баня, государь. Моемся мы там сразу человек по двадцать, оттого и большая такая.
— Баня⁈ Баню я люблю! — сказал государь и спросил у Морозова. — Попаримся с дороги?
— Да, что той дороги то было? — спросил Морозов, явно не желающий идти в баню. — И мылся ты уже сегодня, государь, а много мыться вредно.
— Скажешь тоже, — сказал подошедший к царскому возку боярин, постарше, чем государь, возраста. — Много бани — хорошо. Особенно с девками. Девки есть?
— Девок нет. Но отжарить казаки могут, — вырвалось у меня. Почему-то этот человек мне сразу не понравился.
— Хе-хе! Отжарить! — засмеялся царь. — Эк он тебя, Борис Михайлович⁈
— Вам бы, Салтыковым, только по баням с бабами шараёбиться, — сказал Морозов и я офигел от услышанного.
— Шароёбиться? — подумал я. — Это, извиняюсь, как, это? Уже в это время такое слово? Морозов вообще-то сказал «шароёбитись», но ведь один же хрен, смысл понятен.
— Чистая баня? — спросил Морозов недовольно, наверное рассчитывая, что я скажжу, что только что казаки мылись.
— Со вчера вычищена. Сегодня ещё не мылись. До вечера далеко. Вода наношена. Дров подкинуть и…
— А-а-а… Так она холодная! — радостно воскликнул Морозов.
— Она тёплая, а через минуту станет горячая, — терпеливо проговорил я. — Раздеться не успеете.
— Пошли-пошли, Борис Иванович. Не ерепенься! И крёстный сынок твой пусть идёт дров подкинет, — сказал Салтыков.
Баню мы с казаками и плотниками, с которыми здорово сдружились, собрали из толстенных липовых полубрёвен так, что изнутри баня являла собой идеальный плоскостенную объёмную конструкцию. Поначалу мы делали баню «курную», то есть, без потолка с четырёхскатной крышей, покрытой не дранью, а доской.
В «курных» избах дым собирался под крышей, не щипал глаза, остывал, опускался и уходил в волоковое окно., расположенное значительно ниже конька.
Но потом местные нам показали месторождение глин, и мы, заставив крестьян её выкопать, вымесить, для чего приспособили одну из изб, и занялись изготовлением кирпичей и поставили печь с трубой. Так-то каменку в бане мы уже к тому времени сложили, потому, что баню собрали первой.
Попарились они хорошо. Царь, не рассчитывая на наше хлебосольство, привёз всё своё. А потому и квасу, и мёда, и браги хватало хоть залейся. Париться меня не позвали, а я и не просился, мысленно перекрестившись. И царю, и боярам хватало своих банщиков. Я остался один на один с царевичем, про которого как-то все забыли в предбанной суете.
— Кхм-кхм, — глубокомысленно сказал я и спросил. — Пошли к мне, что ли? Я тебе новые картинки покажу.
— Пошли, — просто сказал он. — Покажешь. Тебя же Стёпкой зовут?
Я кивнул.
— А меня — Лёшкой.
— Приятно познакомиться, — хмыкнув, сказал я и протянул ему ладонь.
Царевич вскинул в удивлении брови.
— Так, вроде купцы дела ладят, — сказал он. — Мы же не купцы.
— Это зовётся рукопожатием. Так жмут руки друзья при встрече. Ты, что, не хочешь быть мне другом, — нагло глядя царевичу в глаза, спросил я.
— Хочу, сказал царевич.
— Ну, так и ладно!
Я снова протянул ему свою ладонь и он протянул свою. Рукопожатие будущего российского царя, который перевернёт Русь православную, не было вялым. Чувствовалось, что он уже держал в руках что-то
