– Дама была. Очень рада цветам, – сказала Настасия, поглаживая фартук, – она решила, что это signor marito [42] прислал ей их, она даже прослезилась от такого его безумия.

Хозяйка Настасии улыбнулась, держа в руках желтый конверт. Вскрыв конверт, она поднесла его к свету и, когда дверь вновь закрылась, передала Арчеру телеграмму.

Телеграмма была отправлена из Сент-Огастина и адресована графине Оленска. Там было написано: «Бабушкина телеграмма подействовала. Папа и мама согласны на свадьбу после Пасхи. Телеграфирую Ньюленду. Словами не выразить, как счастлива. Люблю. Благодарная Мэй».

Спустя полчаса, когда Арчер открыл свою входную дверь, на столике в прихожей поверх кучи других писем и записок лежал такой же конверт. Внутри была телеграмма от Мэй Уэлланд, гласившая: «Родители согласны свадьба вторник после Пасхи в двенадцать в церкви Милосердия Господнего восемь подружек невесты пожалуйста повидайся настоятелем Счастлива люблю Мэй».

Арчер смял желтый листок, словно жестом этим можно было уничтожить новость. Затем вытащив карманную записную книжку, он принялся дрожащими руками листать страницы, не найдя, чего искал, он сунул в карман смятую телеграмму и поднялся по лестнице наверх.

В дверную щель маленькой комнатки, служившей Джейни гардеробной и будуаром, пробивался свет, и брат нетерпеливо постучал. Дверь открылась. Сестра стояла перед ним в своем неизменном лиловом халате и с папильотками в волосах. Лицо ее было бледным и настороженным.

– Ньюленд! Надеюсь, в телеграмме нет ничего плохого. Я специально дожидалась на случай, если… (Ничто из корреспонденции не могло укрыться от Джейни.)

Вопрос ее он оставил без внимания.

– Послушай, в какой день в этом году Пасха?

Такое невежество относительно христианских праздников шокировало Джейни.

– Пасха! Ньюленд! Ну конечно, в первую неделю апреля! Почему ты спрашиваешь?

– В первую неделю? – Он опять обратился к страницам записной книжки, стал что-то быстро, шепотом высчитывать:

– В первую неделю, говоришь?

И, откинув голову, он громко расхохотался:

– Господи, да что случилось-то?

– Ничего не случилось, если не считать, что через месяц я женюсь!

Джейни кинулась ему на шею и прижала его к лиловой своей груди.

– О, Ньюленд! Как чудесно! Я так рада! Но, милый, почему ты так смеешься? Тише, тише, ты маму разбудишь!

Книга вторая

Глава 19

День был свежий, и бодрый весенний ветерок дул, поднимая пыль. Старые дамы обоих семейств достали из сундуков свои потускневшие соболя и пожелтевшие горностаи, и запах камфоры с передних скамеек почти перебивал нежный аромат лилий у алтаря.

Повинуясь жесту церковного старосты, Ньюленд Арчер вышел из ризницы и вместе с главным шафером занял место на ступенях алтаря.

Жест старосты означал, что экипаж с невестой и ее отцом приближается, но еще предстоял довольно длительный период обсуждения и препирательств при входе, где уже собрался подобный пасхальному венку цветник подружек невесты. Во время этой неизбежной и томительной паузы жениху надлежало в доказательство своего нетерпения стоять в отдалении от всех, покорно снося взоры собравшихся; Арчер прошел через эту формальность стойко и невозмутимо, как и через все прочие формальности, составлявшие неизменный ритуал нью-йоркской свадьбы XIX века, остающийся неизменным и незыблемым с незапамятных времен. Все происходило просто и легко или же мучительно, в зависимости от того, как посмотреть, и он делал все положенное, следуя предписаниям взволнованного главного шафера, послушно и безропотно, точно так же, как делали это другие женихи, которых случалось некогда и ему проводить по тому же лабиринту.

Пока он, во всяком случае, был уверен, что выполнил все от него зависевшее. Восемь букетов белых лилий и ландышей для подружек невесты были посланы своевременно, как и золотые с сапфирами запонки для шаферов и булавка для галстука с кошачьим глазом для главного шафера. Полночи Арчер провел, стараясь разнообразить выражения благодарности за полученные подарки от друзей-мужчин и бывших дам сердца, деньги епископу и настоятелю благополучно были положены в карман главного шафера, а собственный его багаж уже находился в доме миссис Мэнсон Мингот, где должен был состояться свадебный завтрак, туда же доставили и его платье, в которое ему предстояло потом переодеться. Было забронировано купе в поезде, который направится в место, где юная пара проведет свою первую ночь. Где это место, тщательно скрывалось, и эта тайна тоже была частью старинного и тщательно соблюдаемого ритуала.

– Кольцо при тебе? – прошептал молодой Вандерлиден, он был еще неопытен как главный шафер и очень волновался, преисполнившись чувством ответственности.

Арчер повторил движение, которое не раз сам наблюдал у множества женихов: рукою без перчатки пощупал в кармане серого жилета и, убедившись, что маленький золотой кружочек (с надписью внутри: «Ньюленд – Мэй, апрель —, 187—») на месте, принял прежнюю спокойную позу, стоя с цилиндром и жемчужно-серыми, с черной отделкой перчатками в левой руке и глядя на церковные двери.

Свод из искусственного камня над его головой полнился торжественными звуками генделевского марша, чьи волны несли поток бесчисленных ушедших в воспоминания свадеб, в то время, как, стоя вот так же на ступенях алтаря, наблюдал с веселым безразличием, как другие невесты плывут через неф к другим женихам.

«Как же это похоже на премьеру в Опере!» – думал он, видя те же лица в ложах (то есть на церковных скамьях) и прикидывая, появятся ли, когда вострубит Последний Ангел [43], миссис Сефридж Мерри с султаном страусовых перьев на шляпе и миссис Бофорт все в тех же бриллиантовых серьгах и с той же улыбкой, чтобы занять в мире ином заранее отведенные им достойные места.

Было время не спеша разглядеть, одно за другим, знакомые лица в первых рядах: женщин, сгоравших от любопытства и волнения, мужчин, недовольных необходимостью облачиться во фрак еще до ланча и предвкушавших толчею на свадебном завтраке.

«Жаль, что завтрак будет у старой Кэтрин, – так в его воображении говорил Реджи Чиверс, – но, как я слышал, Ловел Мингот настоял на том, чтоб завтрак готовил все-таки его повар, так что еда будет отменной, если только удастся пробиться к столу». И будто бы Силлертон Джексон ему на это возражал: «Дорогой мой, так разве вы не знаете, столов будет несколько, небольших, по новой английской моде!»

Взгляд Арчера на секунду задержался на левой от прохода скамье, где сидела его мать: войдя в церковь, опершись на руку мистера Вандерлидена, она сидела сейчас, тихонько проливая слезы, кутаясь в кружевную мантилью и пряча руки в горностаевой муфте, доставшейся ей от бабушки.

«Бедная Джейни! – подумал он. – Как она ни выворачивает шею, все равно разглядеть может только самые первые ряды, а там все больше дурно одетые Ньюленды и Дагонеты».

По другую сторону от белой ленты, отделявшей места, предназначенные родственникам, он заметил Бофорта – высокий, краснолицый, он с высокомерным видом оглядывал дам. Рядом с ним сидела жена – вся в серебристых