вменяемости. Но тут же с ужасом вспоминаю, что недавно в сердцах сначала заблокировала его номер, а потом удалила из контактов, чтобы в моменты слабости и тоски избежать соблазна позвонить ему или написать. Чёрт!..

Так был здесь Макс или не был? Брожу по дому в надежде найти следы его пребывания. Кочерга, которой вчера Кузнецов ворошил поленья, по-прежнему валяется на полу за камином. Значит, он здесь был, мне не приснилось, потому что я кочергу в руки не брала.

Иду на кухню и обнаруживаю стоящую на столешнице чашку с недопитым кофе. Беру ее в руки – она еще теплая. Облегченно выдыхаю. Макс точно здесь был, и я, слава богу, не сошла с ума.

Но что же это было? Почему он так поступил? Специально ушел, не разбудив меня и не попрощавшись? Но почему? Сам же вчера признался, что приехал попрощаться. Наверное, таким образом и попрощался – накануне отъезда устроив нам напоследок ночь любви. И это все? Конец? Мысли путаются. Надо выпить кофе и во всем разобраться.

Машинально варю себе кофе, наливаю в чашку и усаживаюсь за барную стойку. Есть совсем не хочется. Даже мой зверский аппетит прибалдел и заглох от таких потрясений. Равнодушно пью обжигающий кофе и грею ледяные руки о горячую чашку. Пытаюсь залезть в голову Макса и понять непостижимую для меня мужскую логику, которая руководит его действиями и поступками.

Вероятнее всего, мой бывший муж, как истинный джентльмен, не стал тревожить мой сладкий сон и будить меня спозаранку, а ушел по-английски и отправился как ни в чем ни бывало в дальний путь на другой континент. Что тут скажешь? Молодец. Но не в данной же ситуации?! Мы даже не попрощались по-человечески!

– Господи, какая я дура! Я так и не сказала ему, что я его люблю! – убиваюсь я, начиная ругать себя и оправдывать Макса.

Прости-извини – это одно, а самое-то главное, самое важное – что я всегда любила, люблю и буду любить ТАК только его! Как давно я не говорила ему эти слова, а ведь они имеют колоссальный смысл. Мы провели вместе целую ночь любви, а я так и не сказала ему самого главного.

А может, еще не поздно? Если есть хоть малейший шанс все исправить и сказать то, что должна, чтобы потом не жалеть всю жизнь? И попрощаться заодно, если успею. Что же делать?

Я быстро принимаю решение. Звоню в Шереметьево и узнаю, что рейс «Москва – Нью-Йорк» отправляется через два часа. Я еще могу успеть! Вызываю такси, срываюсь со стула, лихорадочно привожу себя в порядок, нахожу сумку и выбегаю на улицу в чем была – в джинсах, футболке, кардигане и домашних тапочках.

Такси мчится на максимальной скорости сквозь бесконечные зеленые леса и поля в аэропорт Шереметьево. Я прошу водителя ехать еще быстрее. Он отвечает, что еще быстрее невозможно, он и так превышает допустимую скорость. Не могу сидеть спокойно, ломаю руки и кусаю губы. У меня ощущение, что если я не увижу Макса и не скажу ему три заветных слова – я тебя люблю – эта любовь просто разорвет меня изнутри на куски.

Через два часа я врываюсь в здание аэропорта и бегу к стойке информации. Что-то кричу срывающимся голосом и показываю на часы. Мне что-то отвечают и куда-то ведут. А потом я вдруг оказываюсь у огромного панорамного окна, за которым находится летное поле с взлетной полосой.

– Вот ваш самолет! – показывают мне на разгоняющийся по взлетной полосе белоснежный «Боинг», через несколько секунд отрывающийся от земли и взмывающий к небесам.

Заворожено слежу за ним до тех пор, пока он не скрывается в облаках.

Ну вот и все. Теперь-то точно конец. И вдруг всё вокруг – жизнь, люди, кино, съемки, деньги и я сама – мгновенно становится каким-то бессмысленным и ненужным.

Мне очень хочется поехать домой, и долго рыдать на груди у мамы с папой. Но тут я вспоминаю, что не закрыла на замок дверь загородного дома. Сажусь в такси и как в тумане возвращаюсь обратно на дачу.

В сумке звонит телефон. Достаю трубку и отвечаю на звонок.

– Доча, доброе утро! Я тебя не разбудила? – весело кричит в трубку мама.

– Доброе утро, мам. Не разбудила, – стараюсь отвечать ровным голосом и как можно веселее.

– Как вам с Лариской на новой даче отдыхается? Наверное, назагорались, накупались, шашлыков наелись?

– Да, мам, все именно так.

– Ну и умницы! А я не могла больше ждать, хотела поделиться с тобой радостью – результаты моих анализов пришли на электронную почту. Все в порядке! В смысле, не то чтобы в полном порядке, не совсем порядок, но самый страшный диагноз не подтвердился. Врач выпишет мне лечение и все, в операции нет надобности! А я так боялась, так тряслась, ночи напролет молилась всем святым… ох… – в голосе мамы слышатся слезы.

– Мам, я очень за тебя рада!

– Ой, а я-то как рада! Прям гора с плеч! Кать, мы с папой будем сейчас бронировать билеты на самолет, послезавтра планируем улететь домой. Ты летишь с нами? На тебя бронировать билет?

– Не надо на меня бронировать. У меня же работа, я говорила…

– Я знаю, но вдруг ты передумала? Угроза выкидыша – это повод задуматься и принять меры, пока поздно не стало. Катя, подумай хорошенько. Я тебе по-матерински советую.

– Про эфиопский ресторан не забудь… – слышу, как подсказывает папин голос.

– Да знаю я… Кать, завтра вечером, накануне отъезда, мы с папой хотим сходить в эфиопский ресторанчик. Помнишь, который ты нам советовала?

– Да, я помню, отличный ресторан.

– Папа у нас большой любитель экзотики, какой-то Зиль-Зиль эфиопский мечтает попробовать. Ты обязательно должна быть с нами на прощальном ужине. Так мы бронируем столик?

Мне становится невыносимо горько и тоскливо. Вот и мама с папой скоро улетят от меня. Сглатываю ком в горле, едва сдерживая слезы:

– Мам, я обязательно буду. Бронируйте столик.

Глава 20