большой тайне, так как отца Амудрю уведомили, что за всяким приемом в Третий орден последуют ужасные репрессии, вплоть до смертной казни. Я приняла имя Екатерина, призвав защиту св. Екатерины Сиенской.

Через месяц я узнала, что мой брат, эмигрировавший в Берлин после революции, ходатайствовал о том, чтобы мне дали право уехать из России; он уже выплатил большую сумму, которую советские бандиты требовали в качестве выкупа. Отец Амудрю сразу же снова написал Генералу Ордена с просьбой о содействии, но он ответа не получил до моего отъезда, разрешенного после шести месяцев настоятельных обращений. Я смогла, наконец-то, уехать 1 марта; мне заявили, что меня арестуют на границе, но в последний момент меня пропустили.

Уже неделю я нахожусь у моего брата в Берлине. Единственное мое желание, единственная цель моего существования – отдать мою жизнь в распоряжение Церкви и ордена св. Доминика. Я смиренно жду приказов, которые мне изволят дать. Если я не могу надеяться быть принятой во Второй орден потому, что я слишком стара (мне 54 года) для поступления в монастырь, возможно, я могу надеяться, что орден пожелает использовать меня в каком-нибудь другом качестве, найдя применение моему знанию нескольких языков, моему знанию Русской церкви, опыту редактирования и перевода. Единственная радость для меня – быть всегда и всюду смиреннейшим членом семьи св. Доминика.

Берлин, Кантсштрассе, 30

9 марта 1934 г. Сестра Третьего ордена Екатерина

(Юлия Данзас)»

(Curriculum vitae, с. 11–12)

Арест

В конце 1923 – начале 1924 г., в разгар НЭПа, который часто представляют как период передышки между военным коммунизмом и сталинской коллективизацией (что частично верно для экономики, но не для идеологии), ГПУ арестовало 62 русских католиков восточного обряда; 26 из них в – Петрограде, 35 – в Москве, 1 – в Киеве[1].

«Сотни других католиков» – не преувеличение, просто это следует понимать как растянутый во времени процесс, происходивший в разных местах. Арест Юлии Данзас и других русских католиков в Москве и Петрограде вписывался в антирелигиозную политику, проводимую Троцким и Лениным, уже жестокую по отношению к представителям православия, включая патриарха Тихона.

С 21 по 26 марта 1923 г. в Москве происходил процесс над экзархом католиков восточного обряда Леонидом Фёдоровым, а также католическим архиепископом Петрограда владыкой Цепляком, владыкой Будкевичем[2] и 14 другими католическими священниками, обвиненными в контрреволюционной деятельности (т. е. в сопротивлении созданию «приходских комитетов», обязанных заключать договоры с государством, изъятию ценных предметов, запрету катехизации детей и в проведении литургии на дому). Горький писал Ромену Роллану 21 апреля 1923 г.: «Я не один раз писал моим друзьям-вождям о гнусности и глупости этих подготовок к убийству Будкевича, Цепляка и патриарха Тихона». Обвинение представлял Николай Крыленко – будущий генеральный прокурор в громких московских процессах[3]. Епископы Цепляк и Будкевич были приговорены к смертной казни. Первому из них под давлением общественного мнения на Западе (во Франции этим занималась Лига прав человека, Эдуард Эррио, кардинал Мерсье) наказание смягчили до 10 лет заключения, а Будкевич был расстрелян в Святую субботу, 31 марта[4]. «Он известен как первый католический мученик, ставший жертвой преследования большевиков»[5]. О. Леонид был приговорен к 10 годам тюремного заключения, а затем освобожден в апреле 1926 г., благодаря ходатайству Екатерины Пешковой, возглавлявшей политический Красный Крест; Фёдоров был снова арестован в августе и приговорен к трем годам лагерей на Соловках, где встретил Юлию. Он умер в ссылке в Кирове (Вятке) 7 марта 1935 г., после того как еще несколько раз был интернирован. Некролог на его гибель вышел в журнале «Russie et chrétienté» (№ 2, апрель 1935 г., с. 95–96) за подписью «Русский», но можно считать его вероятным автором Юлию, так как некоторые подробности – такие, как католическая часовня в Петрограде «на дальней улице» – могли быть известны лишь ей:

«Первый год заключения прошел в московских тюрьмах. Затем владыку Фёдорова увезли в „концентрационный лагерь“ на Соловках, на Белом море. Через четыре года его оттуда забрали, чтобы отправить в ссылку на север России, в полной моральной изоляции, в самых суровых условиях существования. С тех пор единственными изменениями в его жизни были перемены мест ссылки по указаниям его преследователей. Его здоровье было подорвано лишениями и страданиями, в конце концов наступившая смерть освободила его из рук людей.

„Euge, serve bone et fidelis… intra in gaudium Domini tui“ [6].

У владыки Фёдорова были лишь две страсти: Церковь и родина, которую он хотел вернуть в Церковь. Он посвятил им всю свою жизнь, и его жертва была принята; эта жертва была одним из камней, заложенных в основание Католической церкви России, которая никогда не забудет имя одного из своих славных исповедников».

Затем пришел черед группы московских русских католиков, которые были арестованы между 12 и 16 ноября 1923 г.: девять сестер-доминиканок с их настоятельницей Анной Абрикосовой, отца Николая Александрова и Владимира Балашова (родился в 1880‑м, расстрелян в 1937 г.) – главного редактора журнала русских католиков, учеников Вл. Соловьёва, «Слово истины», выходившего с 1913 по 1918 год. Вторая волна арестов прокатилась в марте 1924 г.[7]:

«Всех нас обвинили в том, что мы поддерживали отношения с международной буржуазией, которая под руководством и командованием Святого престола вела кампанию против советской власти и собиралась вторгнуться с оружием на советскую территорию. […] Мать Абрикосову обвинили в том, 1) что она вела подпольную переписку с иностранцем по дипломатическим каналам; 2) в связях с Папской миссией [помощи голодающим] и использовании ее ресурсов; 3) в том, что она вела подпольную школу для детей русских католиков и входила в доминиканскую общину, также подпольную»[8].

Юлия Данзас четыре раза навещала о. Леонида в московской тюрьме. По его совету, а также по совету отца-доминиканца Амудрю, она собиралась тайно покинуть страну, даже достала себе парик, но была арестована в ночь с 17 на 18 ноября 1923 г. по шифрованному телеграфному приказу «Тайного отдела ОГПУ Москвы», посланному 16 ноября 1923 г. в петроградское ГПУ:

«…считаю необходимым в самом срочном порядке (ранее, чем до них дойдут слухи о ликвидации в Москве) произвести самые тщательные обыски. […] Необходимо обнаружить и арестовать гр. ДАНЗАС Юлию Николаевну (сестра Иустина), так как она является одним из серьезных руководителей, а также держала связь с экзархом ФЁДОРОВЫМ. […] Сообщите срочно в копиях