Шрифт:
Закладка:
На календаре был последний лист сентября 1944 года. В субботний день наш батальон в полном составе вновь подняли по тревоге. Но в этот раз она была не учебной, а самой настоящей, боевой…
Всего четыре дня прошло с того дня, когда мы последний раз выезжали на операцию в село Чепоносы. И сегодня вновь предстоял бой.
В штаб батальона поступили сведения о том, что на станции Луковцы (Черновицкая область, Вижницкий район) разбойничает банда: поджигает дома, убивает мирных жителей, угоняет скот. Вправо – от села Луковцы до г. Сторожинец по дороге было 28 км, а по прямой – 22, такое же расстояние было и влево – до Вижницы73, а по прямой и того меньше – 17 км.
Наградной лист на командира роты 82-мм минометов 237-го ОСБ 23-ей Стрелковой Бригады ВВ НКВД лейтенант СТРАХОВА Николая Евгеньевича.
Документ опубликован на сайте «Память народа 1941—1945»
В схватку с бандитами вступила пограничная застава, дислоцированная в одном километре от станции. В 22. 30 на помощь пограничникам от нашего батальона была выслана оперативная группа в количестве 100 человек, которую возглавил начальник штаба капитан Сысоев И. О.
Днем раньше, мы также получили данные, о том, что на север, через Сторожинец,74 Костивцы продвигается банда с целью форсирования реки Прут и прорыва с территории Румынии вглубь СССР. Судя по новой информации, это была уже другая банда, поэтому в ночь с 29 на 30 сентября силами нашего батальона был блокирован правый берег реки Прут.
Краткое изложение подвига (боевых заслуг) лейтенанта Страхова Н. Е.
Документ опубликован на сайте «Память народа 1941—1945»
В схватку с бандитами вступила пограничная застава, дислоцированная в одном километре от станции. В 22. 30 на помощь пограничникам от нашего батальона была выслана оперативная группа в количестве 100 человек, которую возглавил начальник штаба капитан Сысоев И. О.
Днем раньше, мы также получили данные, о том, что на север, через Сторожинец,75 Костивцы продвигается банда с целью форсирования реки Прут и прорыва с территории Румынии вглубь СССР. Судя по новой информации, это была уже другая банда, поэтому в ночь с 29 на 30 сентября силами нашего батальона был блокирован правый берег реки Прут.
На 5-километровом участке, от северо-западной окраины г. Черновцы до восточной окраины села Машаевцы был создан такой плотный рубеж обороны, что казалось, и мышь не проскользнет незамеченной сквозь наши ряды.
Всю ночь мы провели в ожидании бандитов. Всматриваясь в черноту до боли в глазах, мы тщетно пытались увидеть хотя бы одного оуновца. Иногда нам казалось, что за деревьями мелькали силуэты людей. Но на проверку оказывалось, что это была лишь галлюцинация, вызванная усталостью нашего организма и обостренным вниманием. Наши глаза уже так устали, что в них самих начинали бегать «чертики».
Через несколько часов пустого ожидания мы поняли, что бандитов здесь определенно нет. Но, даже, если бы они и были, то взять их так легко нам не удалось бы. Оуновцы – большие мастера по части маскировки и скрытности действий. Нам часто приходилось видеть, как они, словно ниндзя, вдруг растворялись в лесу, внезапно пропадали «в никуда», словно призрачное видение, таяли в воздухе. Каждый куст, каждая кочка были для бандитов спасительным укрытием.
У них и в каждом селе были «свои» люди, которые внешне ничем не отличались от обычных селян, на самом же деле вели двойную, тайную жизнь, информируя банды о всех наших передвижениях и маневрах, принимали на постой бандитов, снабжали их оружием, продовольствием, одеждой, медикаментами.
Возможно, они и в этот раз предупредили «лесных братьев» о надвигающейся опасности – начале блокирования района, и банда ушла у нас из-под самого носа, незадолго до того момента, когда батальон вступил в лес.
На востоке уже забрезжил рассвет. Ночь стала понемногу уходить, очертания предметов постепенно становились яснее и отчетливее, между деревьями появились голубоватые просветы. Мы вполне зримо могли видеть друг друга.
С первыми лучами восходящего солнца поступила команда: «Отбой!
– Нравится мне эта команда! – разминая затекшие руки и ноги, нараспев произнес лежавший рядом со мной Иван Ковалев.
– И мне тоже! – согласился с ним Миша Поляков. – Но не только эта.
– А какая еще?
– «Строиться на обед!» – что вызвало у бойцов одобрительный смех.
– Ты, наверное, из преисподней, из ада вышел бы живым и невредимым, лишь бы к столу не опоздать!
– А как же! Война войной, а обед – по распорядку!
Подразделения одно за другим стали выходить на лесную дорогу для построения. Операция закончилась. Но у нас сложилось впечатление, что она так и осталась незавершенной – всю ночь пролежали на холодной земле, а в поимке бандитов так и не довелось участвовать.
– Можно курить! – послышался голос командира взвода.
– Разойдись! Разрешается оправиться и перекурить! – продублировали команду наши отделенные командиры.
Вверх поползли клубы голубовато-сизого дыма. Истосковавшиеся по самокруткам, бойцы пускали по кругу «козьи ножки», блаженно затягиваясь настолько, насколько у каждого позволяли легкие.
– Ну что, славяне, – подошел к нам старшина Агишев, – огонька не найдется? Табачком не богаты? – Вообще-то старшина не курил, но иногда мог за компанию раскурить самокрутку, на что мы между собой говорили: «Из него курец как из нас на арфе игрец».
– Ой, так курить хочется, три дня ничего не ел, что переночевать негде, а от ста граммов бы не отказался. Особенно, если бы рядом дивчина гарная была бы, – картинно пошутил кто-то.
Взрыв хохота прозвучал как аплодисменты шутке. Настроение у всех было веселым. Сидящие вдоль дороги минометчики встали и протянули старшине свои кисеты:
– Закуривайте, товарищ старшина, нашего, моршанского.
– Да что ваш! Вот наш нижегородский – продерет горло так, словно рашпилем изнутри прошелся. Закуришь – что ежа проглотишь, – протянул руку с кисетом солдат.
Агишев потер от удовольствия руки.
– Ну что ж, давай попробуем, раз хвалишь.
И как ни в чем не бывало, будто и не было до этого никакого разговора, солдаты спросили:
– Что, товарищ старшина, опять пусто?
Брови Агишева изогнулись дугой, на лице появилось выражение крайнего недовольства.
– Пусто, Ковалев, пусто. Будь они неладны, эти бандиты. Опять перехитрили нас. Видно, предупредил их кто-то. Только не пойму, в чем мы просчитались, вроде бы скрытно действовали?
– А я, кажется, знаю, – подал голос молчавший до этого момента Мохряков.
Агишев повернулся к нему, надеясь услышать правдивую версию:
– Растолкуй, коли знаешь!
Но Мохряков был как всегда в своем амплуа. Он изобразил серьезное выражение лица:
– Кто-то из наших сигнал им подал.
– Что ты болтаешь, трепло! – тут же гневно одернули его бойцы. – Как у тебя такое на язык прилипло? Тьфу, слушать противно, балабол!
– Охотно поясню, – Мохряков пригладил пятерней волосы и картинно выждал паузу. Он умел все обставить по-театральному.
Все повернулись в его сторону и внимательно, и в то же время с явным недоверием и подозрением уставились на него.
– Вот ты, Ковалев, спрашиваешь, почему они ушли? Так?
– Так. Ну и почему?
– А скажи мне друг, ходил ли ты сегодня «до ветру»?
– Ходил – не ходил, тебе-то какая разница?
– Нет, ты ответь: ходил или нет?
– Ну, ходил. Ну и что из этого?
– Заметьте, товарищи, Ковалев не отрицает этого. Теперь второй вопрос. Спускался ли ты к реке, чтобы…? Ну, в общем, ясно зачем.
Терпенье Ковалева иссякало, а Мохряков продолжал «давить» на него.
– Что ты болтаешь? Ничего не пойму, к чему ты клонишь, Мохряков?
– А к тому – стирал ли ты в реке свои портки?
– Братцы, ну чего он ко мне пристал? – взмолился Ковалев. – Что он от меня хочет? Никуда я не ходил. Не спускался к реке, ничего не стирал! И отстань от меня! Прилип как банный лист до задницы! Что ж это получается, если человек отошел по нужде за дерево, то теперь ему за это допрос устраивать? На смех его поднимать?
Но известный балагур и шутник не унимался, а наоборот, делал вид, что не обращает внимания на мольбу бедного Ковалева:
– А скажите мне, хлопцы, не плыла ли сегодня утром по реке кверху пузом рыба?
Бойцы,
