– Из-за этого и пошел в отряд Варнаса?

– Наверно. Я задала ему этот вопрос, но Антанас сказал, что за службу немцам коммунисты его убьют и ему больше некуда пойти.

– Он сам так решил или ему кто-то так сказал?

– Не знаю.

Сам майор склонялся ко второму варианту ответа, и похоже, что Рута – тоже. Она не сказала вслух, но это было понятно по ее взгляду и интонации в голосе.

– А еще, – она печально улыбнулась, – Антанас всегда восхищался Витасом. Он был для него кумиром.

– Ну еще бы! – понимающе кивнул офицер. – И заводила, и умный, и у девушек наверняка пользовался успехом. Как говорят в России, первый парень на деревне.

– Да, наверное, так.

– А Антанас не такой?

– Нет, он совершенно другой. Он был спортсменом. На мой взгляд, ничем не хуже Витаса. Но по характеру… Антанас – добрый, мягкий. Немного наивный и романтичный юноша. Если бы он не увлекался всякими идеями, он бы и к немцам не пошел.

– Как ты?

Коновалов сам не понял, как у него вырвался этот вопрос. Не раз перед встречами с Грачевым он хотел задать тому вопрос: а чем же сама Рута тут занималась в период оккупации? Василий обмолвился, что она работала в театре, но пересказал он это со слов местного воришки, которым особой веры нет. И что-то все время сдерживало Николая. Может, ему хотелось думать и верить, что его подруга не запятнала себя службой врагу или другими грязными делами. А может, просто не хотел знать правду, которая могла бы оказаться неприятной.

Но все его опасения оказались напрасными.

– Да, – просто ответила Рута. – Несмотря на то что мои родители очень не любили советскую власть. Они ведь уехали в Германию во время войны. Папа все время хотел сделать карьеру. До коммунистов он хотел занять ответственный пост в Вильнюсе, но не получилось. Он во всем обвинял Советы. А немцы предложили ему такой пост, но уже в Германии.

– Даже так? – удивился майор.

Женщина кивнула.

– У отца были влиятельные друзья, которые помогли. Поэтому он собрал вещи и уехал из города. Мама уехала вместе с ним – она его всегда и во всем поддерживала. Они и меня звали, но я осталась. Здесь мой дом, друзья. А там…

– …неизвестно, что бы тебя ждало и как все сложилось, – закончил мысль женщины офицер.

– Да.

– Ну, твое решение оказалось правильным.

– Я знаю.

– Как же ты жила здесь? Я имею в виду, пока немцы здесь были.

– Устроилась в театр. Я работала с костюмами для артистов. Потом партизаны взорвали театр – они готовили покушение на немцев. А потом уже и их выгнали.

Теперь Коновалов знал о своей подруге все, что хотел узнать. И в голове у него крутился только один вопрос: почему она раньше скрывала от него факты своей биографии? Если с родителями все более-менее понятно, то с остальным что не так? Она ведь не убивала, не расстреливала, не служила оккупантам с фанатичной преданностью или ради какой-то большой выгоды. Боялась осуждения или неприятностей для себя? Скорее всего, так и есть. Рута была просто женщиной, которой не было дела до политики и всяких идей. Она всего лишь хотела жить, заниматься любимым делом, создать свою семью… За это не осуждают. А если еще вспомнить ее любовь и талант к пению, то напрашивался вывод, что главным для женщины было творчество, а не какие-то идеи и лозунги. Конечно, не стоило забывать, что она помогала Антанасу, который, в отличие от сестры, выбрал иной путь – немецкого прислужника, бандита и убийцы. Но и в таком случае это объяснялось исключительно желанием помочь близкому родственнику, и ничем иным. И политика тут была совершенно ни при чем.

– Может, еще чаю? – предложила Рута, прервав затянувшуюся паузу.

– Нет, спасибо. Так ты убедишь своего брата в том, что для него рассказать всю правду – лучший выход и что ему помогут и сумеют защитить?

– Да, Коля, постараюсь убедить… Спасибо тебе и твоему другу за участие в судьбе брата. Для меня главное – чтобы Антанас остался жив и у него все было хорошо.

– Но ему придется ответить за то, что он совершил.

– Знаю. Но ты же сказал, что тюрьма лучше, чем расстрел. Тем более что мой брат и сам переживает из-за того, что ему пришлось убить Альгиса. Мне кажется, он до сих пор не в себе из-за этого.

Николай кивнул.

– Тебе надо поспать, – сказал он. – Когда твой брат проснется, мы все вместе соберемся и поговорим.

– Хорошо.

Женщина ушла к себе в комнату. Майор пошел в другую, где спал Антанас и находился Рябцев.

– Вася, – негромко позвал офицер напарника.

– Я здесь, – откликнулся тот. – И можешь говорить громче. Вряд ли Антанас от этого проснется.

– Ладно уж, не будем мешать. Да и Рута уже спать ушла. Разбуди меня тогда часика через четыре. А потом сам прикорнешь.

– Добро, – кивнул в темноте Василий, хотя Коновалов и не заметил этого. Он на ощупь нашел в темноте кресло и опустился в него. Надо попытаться заснуть. Хотя бы ненадолго.

12

Ночь прошла довольно спокойно, хотя поспать офицерам удалось мало. Коновалов заснул не сразу, да и сон был беспокойным и тяжелым. Николай даже обрадовался, когда Рябцев разбудил его. Время тянулось нескончаемо долго. Антанас периодически что-то еле слышно бормотал во сне. Но его сестра не ошиблась. Томкус проснулся еще до восхода солнца, хотя за окном уже рассвело.

Заметив, как парень зашевелился на диване, майор толкнул спавшего в кресле Василия. Тот мгновенно открыл глаза, покрутил головой и все понял.

Антанас сел. Поначалу он не заметил, что в комнате находится еще кто-то, кроме него. Он потер виски, вздохнул и поднял голову. И только в этот момент увидел зевающего капитана в кресле и его напарника с хмурым и явно невыспавшимся видом. Он смотрел на них как на людей, которых видел впервые в жизни, из чего офицеры сделали вывод, что им посчастливилось не встретиться с ним ранее, когда они были в лагере «лесных братьев».

– С добрым утром, – сказал Коновалов.

Томкус удивленно заморгал.

– Мы… Мы что, вместе пили вчера? – с трудом спросил он. Видимо, после вчерашнего возлияния ему явно было не очень хорошо.

– Пили, но не вместе, – ответил Рябцев. – Когда мы пришли, ты уже надрался до поросячьего визга, аж говорить не мог.

– А-а… – Антанас откинулся на спинку дивана.

Николай вздохнул и вышел из комнаты. До Василия донеслись голоса,