– Ты любишь музыку, Эд, не так ли? Она захватывает тебя, она заставляет тебя мечтать. Но… не думаю, чтобы ты стал музыкантом.

Дядя Эм вышел из кухни с подносом, на котором стояли три стакана и бутылка.

– Кончай свои штучки, Фло, – сказал он и разлил джин по стаканам.

– Поставь мой стакан на стол, Эм, – сказала миссис Червински и опять принялась за мою ладонь. – У тебя будет длинная жизнь» Эд. Но тебя ожидает куча неприятностей. Сколько тебе лет? Двадцать? Двадцать один?

– Почти двадцать.

– Тогда эти неприятности начнутся очень скоро. Ты попадешь в ловушку. Мне кажется, это связано со смертью…

– Прекрати. Фло, – сухо прервал ее дядя Эм. – Нас ты не проведешь.

Я взглянул на женщину: ее лицо было совершенно серьезным. Она вздохнула и выпустила мою руку.

– Он не верит во все это, Фло, а когда человек не верит, лучше ничего ему не говорить. Если ты ему предскажешь что-то хорошее, он об этом забудет. А плохое запомнит, и это будет его беспокоить. Ты же прекрасно сама все понимаешь.

– Ты прав, Эм. Мне очень жаль. Я только хотела тебя подразнить, Эд.

Она отстранилась от меня и взяла со стола стакан. Ее рука слегка дрожала, и она пролила немного на ковер.

Дядя Эм бросил на меня острый взгляд, взял свой стакан и уселся на диван. Мало-помалу его лицо опять приняло умиротворенное выражение, и он улыбнулся.

– Время было к тебе милосердно, Фло. Ты все так же хороша, черт возьми!

– Я была бы еще лучше, если бы осталась с тобой. Ты тоже прекрасно выглядишь. Но давай лучше выпьем, чем петь друг другу дифирамбы.

Она подняла свой стакан. Ее рука перестала дрожать.

– За кого?

– За Лона, – сказал дядя Эм. – Я его не знал, но мы выпьем за его память. И поговорим о нем.

– Хорошо, Эм, за Лона, – сказала миссис Червински. – Это был большой поганец, несмотря на маленький рост. Но мне он нравился.

Они выпили. Я тоже отхлебнул глоток из своего стакана. Напиток был крепким.

Глава 13

Начав разговор, дядя Эм и миссис Червински сразу же ударились в воспоминания, и я перестал их слушать. Они снова наполнили свои стаканы, но я не любил джин и не торопился их догонять. Я думал о Рите. Имя Лона Стафсролда, произнесенное Дядей Эмом, вырвало меня из приятного оцепенения.

– Да, – говорила Фло. – С ним было трудно ладить, впрочем, как и с большинством карликов, которых я знала. Он был страшно недоверчив, но если кому-то удавалось добиться его расположения, он проявлял себя с хорошей стороны. Он никогда не говорил о себе. Я прекрасно знаю, что он из себя представлял, но эти сведения я собирала по крохам.

– Сколько времени он здесь жил? – спросил дядя Эм.

– Четыре, нет, в ноябре будет пять лет. Ему было около тридцати, когда он сюда приехал. В цирке он не прижился. Он ненавидел цирк всей душой и поклялся никогда там больше не работать. Ему не хотелось выставлять свое уродство напоказ: это его страшно раздражало. Если кто-то хотел с ним поладить, он не должен был подавать вида, что имеет дело с карликом. И никогда не упоминать о его росте.

– А что он делал до того, как приехал сюда? Вейс сказал, что он бросил работу на ярмарке шесть-семь лет назад. По твоим словам, он прожил здесь около пяти лет. Чем он занимался раньше?

– Он жал в Толедо. Думаю, у него был газетный киоск или что-то в этом роде. Он знал это дело; когда он открыл здесь киоск, чувствовалось, что он не новичок.

– Он преуспевал? У него водились деньги?

– Не всегда. Он едва зарабатывал на жизнь и часто жаловался на стесненные обстоятельства. Большей частью он жил в кредит одну-две недели, а потом расплачивался. Я сама пару раз одалживала ему деньги – но не больше пяти долларов.

– Однако, когда он уезжал отсюда, он был при деньгах. Вейс сказал, что он заплатил тебе за две недели вперед, чтобы ты оставила за ним комнату.

– Это правда, – подтвердила миссис Червински. – Он продал свой киоск за двести долларов.

– Да, Вейс говорил. Я совершенно забыл. Это означает, что он собирался вернуться в Цинциннати, но не хотел больше продавать газеты. А ты имеешь хоть малейшее представление о том, что он намеревался делать дальше?

– Нет, Эм. Он был страшно скрытным. Но однажды он вскользь дал понять, что вернется обратно с деньгами. Он говорил, что собирается отдохнуть от работы

– Это было около трех недель назад, Фло. Этой ночью исполняется ровно две недели, как он был убит. Когда он уезжал отсюда, ярмарка Хобарта как раз отправлялась в Эвансвилль. Как ты думаешь, он поехал именно туда?

– Не знаю, Эм. Думаю, полиция прочесала все вокзалы и автобусные станции, чтобы узнать, куда он брал билет. Карлик – запоминающаяся фигура, его должны были заметить. И тем не менее никто не вспомнил, куда он направлялся. Ты полагаешь, что он поехал в Эвансвилль к Хобарту?

Дядя Эм пожал плечами.

– Трудно себе представить, каким образом он оказался в Эвансвилле. Карлик не может спрятаться: он для этого слишком приметен. Я уверен, что до приезда на ярмарку он болтался где-то в другом месте. Послушай, Фло, у него было много костюмов?

– Три. Вейс сказал, что его нашли совершенно голым. Это правда?

– Да.

– Он уехал отсюда в своем лучшем костюме. Остальные два лежат здесь. Он отправился налегке, прихватил с собой только маленький чемоданчик. Туалетные принадлежности, пара рубашек на смену, носки – вот и все. Основная часть его белья осталась в его комнате.

– Если он намеревался находиться в отъезде полмесяца, то должен был взять гораздо больше вещей, – заметил я. – А он уехал только с маленьким чемоданчиком.

Миссис Червински посмотрела на меня, а потом обратилась опять к дяде Эму:

– Смотри-ка, Эм, он умеет разговаривать!

– Не только разговаривать, но и говорить умные вещи. Эд прав. Когда человек отправляется в двухнедельное путешествие с одним чемоданчиком, это выглядит несколько легкомысленно.

– Но ведь у карлика очень маленькие вещи! Даже в небольшом чемодане их поместится достаточно. Он рассчитывал, что обойдется костюмом и туфлями, которые взял с собой. Возможно, он и не собирался быть в