Шрифт:
Закладка:
Барон неохотно кивнул.
– Если за нами будет сила, сэр Антей, то герцогу придется с нами считаться, и как раз граф может стать во главе такой силы. Вы можете с ним об этом говорить открыто. Мы видим в нем нашего лидера и пойдем за ним. Но не торопим его. Ему мы можем предложить нашу помощь.
– Понимаю, господин барон. А кто за вами? Ну, кроме вас и вассалов?
– Есть бароны, которые следят за тем, что сейчас происходит, и если они увидят, что Рассвет можно побеждать, то примкнут к союзу. Этот союз может возглавить граф и побороться с нашей помощью за герцогство. Сейчас у герцога из числа лордов, перешедших в Рассвет, мало союзников.
– Кто эти бароны, милорд, я должен знать, о ком говорить, – спросил Антон. – И что это за «союз меча и орала»[3]?
Барон поморщился.
– Я вам скажу, но пусть это останется между нами и графом, сэр Антей.
– Несомненно, господин барон…
– Это союз с орденом Заката. Братья избрали нового магистра и прислали ко мне эмиссара. Они хотят дать отпор Рассвету и ищут таких владетелей, кто их поддержит.
Антон кивнул.
– Это весомый аргумент, милорд. Значит, я понимаю так. У вас союз с орденом Заката, и вы хотите на место герцога Оврума поставить графа Мольта. Вы хотите воспользоваться неразберихой в королевстве и тем, что герцог Оврум решил отделиться от королевства. А значит, он вне закона, и ваши действия можно назвать оправданными. Это верная информация?
– Об этом не говорит только глухонемой, сэр Антей.
Антон невесело усмехнулся.
– Говорить можно что угодно. Какие конкретно действия он произвел?
Барон отвел глаза, посмотрел на выход из шатра, повернул к Антону лицо. В отблесках огня жаровни оно показалось Антону злым и демоническим.
– Сэр Антей, – усмехаясь, произнес он, – достаточно слухов, чтобы оправдать свои действия.
Антон пожал плечами.
– Вполне может быть, но как на них смотрит граф?
– Вот это вы и узнаете. Вы поедете к нему?
– Поеду, милорд, и сделаю все от меня зависящее, чтобы он поддержал ваш союз.
– Наш союз, сэр Антей.
«Хитрец боится, – догадался Антон. – Хочет подвязать к своим планам как можно больше людей. Ну что ж, я не против. Из такого союза может получиться что-то толковое…»
Глава 8
Всю ночь накрапывал мелкий дождь. Ветер с гор принес северную, холодную промозглость. Земля, больше похожая на чернозем, разбухла от влаги и превратилась в грязь.
Дружина Антона поднялась до рассвета. Вместе с воинами Антон перекусил соленым салом, чесноком и пресными лепешками, запил горячим отваром из горных трав и изюма, привезенного из Херсонеса.
Погрузили немудреный скарб на свободных коней. Телеги и крестьянских лошадок оставили рыцарю Ошбраку. Антон посчитал, что тот догадается забрать их себе. Отдохнувшие за время праздника и отъевшиеся овса кони шли бодро, играючи.
Возвращались домой неспешным наметом, как делают переходы степняки. Проехали мимо погруженных в сон лагерей остальных лордов. На месте стоянок дружин царствовала тишина. Лишь часовые, зевая и кутаясь в промокшие плащи, провожали удивленными взглядами всадников дружины молодого лорда.
Антон предполагал, что барон и лорды встанут после рассвета. Потом будут готовить завтрак, и хорошо если только к полудню тронутся обратно. Он не хотел ждать, первым свернул лагерь и увел дружину.
Прощаться он ни с кем не горел желанием и не заботился о том, что о нем подумают и скажут барон и лорды. Он уже понял, что свита барона представляла собой змеиный клубок. Вплетаться в этот клубок он не хотел.
Всадники, не обремененные обозом, быстро покинули поле перед замком и стали двигаться по дороге, ведущей к королевскому тракту. Несмотря на грязь, Антон видел, что Ошбрак следил за дорогой. Канавы были засыпаны. Через овражки проложены мостки. А там, где были подтопляемые низины, уложили гати из бревен.
Время шло медленно, тягуче. Дорога петляла нескончаемой темной, грязной змеей. Слева от дружины, позади, осталась крестьянская деревенька с низкими черными силуэтами вросших в землю домишек. Ни лай собак, ни свет в слюдяных окошках, – ничто не говорило о том, что поселок населен людьми. Он словно вымер. И это было ближе к правде.
Горька и печальна судьба зависимых крестьян в любом мире, где существуют господа-аристократы и простолюдины. Лорд может казнить, отобрать имущество, потравить поле, продать в рабство за неуплату оброка. При налетах соседних лордов их грабят, насилуют дочерей, угоняют скот, и крестьянин не может слова попрек сказать. Молчи, терпи, горбаться на лорда да на лихого разбойника и кое-что умудрись оставить себе, чтобы с голоду не помер. Такова несладкая доля крепостного крестьянина в смутные века.
В сорок лет, если дожил, уже глубокий старик. Женщины хоть и красивы здесь, но от тяжелого труда и невзгод к тридцати годам теряют свою красоту, как теряет вишня цветы после цветения… Эти мысли промелькнули в голове Антона. Отозвались нелюбовью к несправедливости и медленно угасли, так как он ничего с этим поделать не мог. Сам был в положении лорда, владел крестьянами и пользовался результатом их труда. Может, придет такое время, когда он очерствеет, привыкнет к тому, что люди могут быть вещью, и сам станет бессердечным правителем – таким, каким стал Робарт.
«Не хотелось бы…» – подумал Антон и отстранился от навязчивых мыслей.
Плотный брезентовый плащ Антона, сотканный, как и у остальных воинов, из волокон конопли, от мороси стал намокать. Капли потекли за шиворот. Дожди зарядили надолго.
Он ехал в середине своей дружины, в окружении третьего десятка. Несмотря на то, что врагов поблизости не ожидалось, впереди ехала разведка, а позади дружины двигалось тыловое охранение. Антон надеялся к рассвету выехать на мощеную королевскую дорогу.
Королевской ее называли по привычке. На самом деле ее строили имперские инженеры, силами рабов и крестьян королевства Кемерстат. На каждого лорда королевства была наложена повинность выделять рабочих на строительство дороги.
Строили долго, но дорогу в несколько сот лаг построили. Дорога была похожа на те, что сохранились на Земле со времен римской империи. Добротно, надежно и на века.
Слева и справа от дороги мрачно вытянулись прорезаемые оврагами и пустошами темные массивы лесов. По обочинам рос густой кустарник.
После часа езды Антон, убаюканный мерным