Шрифт:
Закладка:
Данную идею Потебня иллюстрирует множеством примеров.
Очень показательно в интересующем нас плане такое чувство, как любовь. Обратим внимание на глаголы, которыми описываются фазы ее проявления (этими же глаголами характеризуются разные этапы процесса горения): «зажигаться», «разжигаться», «загораться», «разгораться», «вспылать» («воспылать»), «воспламеняться», «вспыхивать», «гореть», «пламенеть», «пылать», «догорать», «сгорать», «гаснуть», «угасать», «погасать», «потухать», «тлеть», «остывать», «охладевать». Как отмечает Эрнест Краулей, «во всем мире признается и выражается во всех языках связь между любовью и жаром. По малайской физиологии, например, любовь считается сделанной из огня» (Краулей 1905: 200). Между прочим, большинство перечисленных выше глаголов можно отнести и к проявлению одной из базовых эмоций — гнева.
Терминология сексуальных образов тоже как бы «пышет» огнем{126}. Половая страсть — это «огонь», «пламень», «пыл», «жар»{127}. Нередко она изображается и как процесс «кипения»{128}. Гениталии под воздействием полового желания «горят», «накаляются»{129}.
Совокупляться — это «жарить», «нажаривать», «зажаривать», «отжаривать» (Афанасьев 1997: 387, 76, 75, 139), то есть «обрабатывать огнем». Нигде в фольклоре (или литературе) мы не встречаем столько метафор огня, как в образах полового акта. Вспомним в этой связи о гиперсексуальности человеческого рода. Не от огня ли человек позаимствовал и свою сексуальную избыточность?
Первые представления человека о цвете тоже, видимо, обусловлены огнем, то есть зрительным восприятием этой стихии. И в таком случае существующие у многих народов культы белого и красного цветов являются архетипическим отражением культа огня. (Только много позднее они воплотили в себе черты солнца и солнечного света, а культ белого цвета — и освещенного солнцем неба.)
Как установил В. Тэрнер, для большинства древних культур характерно наличие цветовой системы, в которой различаются три основных цвета: белый, красный и черный (см.: Тэрнер 1985: 98, 102—103). В одном из гимнов «Ригведы» образ огня коррелирует со всей триадой:
Черный, белый, красный его путь. Блистательный [бывает] желто-красным, красноватым и ярко-красным. Родитель породил [его] золотистого цвета. (Ригведа X. 20. 9){130}В этом отношении характерен анализ цветового кода «Ригведы», произведенный Т. Я. Елизарен-ковой. Всего в тексте гимнов встречается около трех десятков слов, обозначающих цвет. Примечательно, что при весьма детальной разработанности именования белого и красного цветов, для синего и зеленого нет даже специальных обозначений (см.: Ригведа 1999/II: 480-486){131}. «Яркая часть спектра, — отмечает Елизаренкова, — представлена многочисленными тонами, группирующимися вокруг белого и красного цветов и объединяемыми значениями “сверкающий”, “блестящий”, “светящийся”» (Там же: 482). Обратим внимание, что перечисленные выше эпитеты — обычные характеристики огня.
Хотя анализом выявлено примерно по десять обозначений оттенков белого и красного цветов, однако, как считает автор научного перевода «Ригведы»:
В настоящее время точная идентификация цветовых единиц невозможна (в ряде случаев встречаются серьезные расхождения при определении того или иного цвета даже между самыми авторитетными словарями санскрита), и если из природы определяемого цветовым эпитетом предмета или существа неясно, каким может (или каким не может) быть цвет, то идентификация остается весьма условной (Там же).
Ср.: ârjuna — ‘белый’, ‘светлый’, ‘серебристый’, и агипа — ‘красноватый’, ‘светло-коричневый’, ‘золотисто-желтый’; или çvetâ (от корня çvit — ‘светить’) — ‘белый’, ‘светлый’, и çyeta — ‘бледно-розовый’ (см.: Там же).
Такого рода сближения могут быть легко объяснены, если признать, что происхождение данных обозначений связано с общим архетипом{132}.
Подтверждением изначальной «светоносности» эпитетов «белый» и «красный» служит также то обстоятельство, что во множестве случаев они являются не цветовыми характеристиками, а символами, нередко совпадающими по значению с эпитетом «светлый». Архетипически же «светлый» — это одно из обычных определений огня. Ср., например: Ригведа V. 4. 3; V. 21. 4; VI. 6. 3 или I. 66. 2: «светлый, как коровье молоко, ярко сияющий».
И все-таки для огня наиболее показателен красный цвет. Из семи вариантов загадки о горящей лучине в шести случаях огонь загадывается как «красный (красненький) кочеток (петушок, котик, жучок)» и только в одном — как «беленький кочет» (Садовников 1875: № 203). В ночное время цвет костра издалека всегда воспринимается как красный или оранжевый. (Одно из названий оранжевого цвета — «жаркой», см.: Даль 1880—1882/II: 689.) Отметим для сравнения, что «красное солнышко» имеет в основном желтый (золотистый) цвет, только утром и вечером оно бывает красным.
Мы уже говорили о том, что красный цвет действует на человека возбуждающе, стимулирует работу его организма. Но ведь именно огонь и явился для человека мощным источником данного цвета. Видимо, потому-то людям так и полюбился «веселый» красный цвет, что он ассоциировался у них с «веселым» огнем.
Похоже, что и понятие человека о красоте имеет подобную — «огненную» — природу. Прославление зрительного образа огня — один из основных мотивов тех гимнов «Ригведы», которые посвящены богу Агни (ср.: Ригведа V. 28. 4; VII. 3. 6; IV. I. 6).
У славян предельно сближенными, а нередко и идентичными оказались понятия «красный» и «красивый». По В. И. Далю, «красивый» — это прежде всего «красный или прекрасный» (Даль 1880—1882/II: 186). Последнее слово означает в цветовом отношении высшую степень «красного».
Добавим, что такие понятия, как «веселый», «красный», «красивый», не только часто проявляют взаимосвязь, но обнаруживают и корреляции с эпитетами «сияющий», «светящийся», «сверкающий» и другими им подобными. Зрелища фейерверков, салютов, бенгальских огней кажутся нам «красивыми» и одновременно вызывают улыбки, смех, радостные крики, то есть веселье.
«Сияющее», «светящееся» лицо тоже воспринимается и как «веселое» и как «красивое». Его можно было бы назвать и «красным»: во-первых, потому что оно выступает как бы источником света (а одна из характеристик последнего — «красный»), во-вторых