Шрифт:
Закладка:
Под ногами чавкала грязюка, прямо как в моем недавнем сне. Вот только собачек не было. И шел я не хрен знает куда, а к своим. И выберусь. Потому что мне есть за что еще повоевать. Опять же, помочиться на стену Рейхстага еще надо. Так что не в руку сон.
* * *
К линии фронта я добрался к вечеру. Устал, извозился, конечно, как поросенок. Ничего, для маскировки в самый раз. Потом постираюсь, лишь бы добраться. Тулупчик я выбросил еще в балке: от лишнего груза надо избавляться. Поел в последний раз я там же, тушеночка после таких прогулок пошла за милую душу. Даже холодная.
Лежа в кустах возле немецких позиций и дожидаясь наступления темноты, я вспоминал Петленко – мастера бесшумных передвижений. Сильно он нам тогда помог, такую толпу практически без потерь провести – в это ни за что не поверишь, если сам не видел. Надеюсь, он выжил и выздоровел. Хороший парень, сейчас бы пригодился. А то мне разведчика изображать как-то не с руки, нет такого опыта. Тишком, змейкой проскользну.
Но посты немецкие я все же заметил и на ус намотал. Вон там и полезу, где им не очень хорошо видно и куда они ходить не любят.
Дуракам, как известно, везет. И мне тоже. Разводящий завел нудный сеанс воспитания прямо на посту и бухтел что-то долго. Я до конца не дослушал, полез дальше, к первой линии. Просто второй не было, не успели вырыть. Немчики и первую не до конца докопали, куски метров по двадцать были.
Понадеявшись на авось, чуть не врезался в пулеметное гнездо. Его я не видел со своего наблюдательного пункта. Полез в сторону. Под угрозой обстрела навыки передвижения по-пластунски, знаете ли, очень сильно улучшаются. Да и пулеметчикам стало не до меня: они как раз решили, что выпустить несколько очередей в нашу сторону – очень хорошая идея. С таким грохотом можно сваи забивать. Ну, мне это не надо, мне бы вон туда, к нашим окопам живым добраться.
Я уже миновал нейтралку, то и дело натыкаясь в темноте на неубранные трупы. Пару раз скатывался в воронки, но выбирался и лез дальше. Осветительные ракеты тоже скорости не добавляли.
Вроде вот-вот должны уже и наши позиции стоять. Может, кому и должны, но не мне. Потому что совсем неожиданно мне в спину уперся какой-то ствол и далеко не нежный мужской голос произнес:
– Хенде хох!
– Вот, товарищ старший лейтенант, прямо возле бруствера поймали… – Автор хенде хоха толкнул меня вперед с небольшим усилием: до противоположной стенки блиндажа я не долетел, только запнулся и приложился щекой о пол. Хорошо, что грунт еще толком не утоптали, так что приземление получилось почти мягким.
Сказать что бы то ни было в ответ я не мог: бдительный охранник первым делом заткнул мне рот моей же грязнючей пилоткой, а руки довольно-таки больно связал за спиной моим же ремнем. А в темноте даже разбирать не стал, кто да что – потащил к старшему.
Падение на пол, кроме грядущего синяка, принесло и полезные плоды: от удара пилотка вылетела изо рта, приземлившись мокрой грязной кучкой прямо перед глазами.
– А ты, Дроздов, его хоть обыскал? – спросил не очень радостный голос где-то надо мной.
– А как же, тащ старший лейтенант!
Я прямо спиной почувствовал, как мой пленитель довольно осклабился.
– Вот, у немчика вещмешок имеется, что там внутри, не смотрели еще.
– Какой же он немчик, Дроздов? – Голос приблизился ко мне и раздавался примерно в районе, скажем так, моей поясницы. – Форма наша, вещмешок тоже, сапоги только немецкие. Окруженец, скорее всего.
– Тю, а я думал, шпион… – разочарованно протянул голос с порога, – или перебежчик хоть.
Тут я понял, что пора вступать в беседу, а то на полу прохладно было. Я попытался перевернуться на спину, связанные сзади руки не дали, но голову я все же поднять смог.
– Я старший лейтенант Соловьев, адъютант комфронта. Прикажите развязать меня! – Хреновато получилось, во рту все пересохло, да и грязи там было, будто я землей питался неделю. Промычал, короче.
– Гы, а я артист Игорь Ильинский, – проявил глубины остроумия Дроздов.
– Молчите, товарищ младший сержант, – гаркнул неизвестный мне (и пока невидимый) старлей.
– Документы в вещмешке, в пакете из пергаментной бумаги. – Во рту наконец-то набралось достаточно слюны, чтобы спокойно разговаривать. – И развяжите уже мне руки!
– Действуй, – скомандовал командир и шагнул куда-то в сторону, через пару секунд зашуршав вещмешком. Видать, завязки намокли, Дроздов успел освободить мои порядком затекшие руки, а он все возился.
– За длинную дерните посильнее, развяжется, – посоветовал я, и совсем скоро старлей зашуршал пакетом.
– Старший лейтенант Соловьев, Петр Николаевич, – прочитал он. – Адъютант командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса…
Я посмотрел на потерявшего улыбку неудавшегося двойника артиста Ильинского. Тот сделал вид, что взгляда моего не замечает, и уставился на слабенький огонек коптилки, стоящей на столе. Я поднялся на ноги и хлопнул его по плечу. Мы поняли друг друга без слов, и через секунду на столе появился сначала мой парабеллум, а потом и часы. Все это я быстренько спрятал себе в карман. Там моим вещичкам намного приятнее будет.
– Связь есть? – спросил я продолжающего ломать глаза над моими бумагами старлея. При таком освещении и до утра не прочитаешь. И ведь это он еще до наград не добрался.
– А?.. – встрепенулся он. – Связь? С полком была, вечером связывались.
– Вызовите кого-нибудь из особого отдела, – начал распоряжаться я. – И помыться у вас можно?
– Дроздов! – скомандовал старлей. – Сбегай, организуйте там! И связь, и помывку. И накормить! – добавил он уже в спину сержанту.
* * *
Лейтенант-особист приехал за мной рано утром на «эмке», так щедро покрытой грязью и пылью, что настоящий цвет машины определить было невозможно. Я к тому времени успел и помыться, и похлебать кулеша, разогретого Дроздовым. Ну, и поспать, вестимо дело.
– В штаб фронта сообщили, – сказал особист после того, как проверил все мои документы и чуть не на зуб их попробовал. – Поступило указание доставить вас на УР в Мрию, оттуда уже в Киев поедете.
Я только кивнул, соглашаясь. Может, Аркаша сообразил, кто там сегодня куда поедет, вот и стыковал. Ладно, тут до Киева пешком дойти можно, если сейчас выдвинуться, то к обеду доберусь. Но кто же откажется подъехать на машине? Так что завтрак побоку, потом где-нибудь поем. Ребятам больше достанется.
– А в целом как ситуация на фронте?
– Обстановка очень сложная, сдали Конотоп… – Особист тяжело вздохнул. – Идут кровопролитные бои за плацдарм у Кременчуга. Два раза уже разрушали понтонный мост, – шпарил он как по газете.
Мой сопровождающий помолчал, тихо произнес, уже по-человечески:
