«Весть», пока, наконец, не воцарилась тишина, и мать не пришла проведать его и пожелать ему спокойной ночи. Вот тогда-то он и позвал её. Его напряжённое ожидание достигло своего предела. И хоть мать и выглядела как кроткая голубка, а он не испытывал в её присутствии ни сдержанности, ни страха, однако затруднялся ясно высказать ей своё желание. Его обуяло смущение, и долгое время он просто молчал, а потом веки его судорожно стали дёргаться, и он вымолвил:

— Мама, я позвал тебя по очень важному делу.

Женщина заинтересовалась ещё больше, пока в её чуткое сердце не прокрался страх или нечто подобное тому. Она сказала:

— Я внимательно слушаю тебя, сынок…

Он набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы расслабить напряжённые нервы, и произнёс:

— Что ты думаешь о том, чтобы…, я имею в виду, нельзя ли…

Он замер, колеблясь, сменил тон на более мягкий, вновь заколебался и сконфузился:

— Мне некому поведать о тайне, что у меня есть, кроме тебя одной…

— Конечно, конечно, сын мой.

И тут он, набравшись храбрости, сказал:

— А что ты думаешь, если я предложу тебе посватать за меня Мариам, дочку нашего соседа, господина Мухаммада Ридвана?…

Поначалу Амина восприняла с изумлением его слова, и ответом ему была её улыбка, свидетельствующая о её смущении, превышавшим радость. Но затем страх, что сковывал её грудь, рассеялся. Она ждала от него объяснений, чего же именно он хочет, а потом широко улыбнулась. Эта улыбка, блиставшая на её губах, словно излучала чистейший восторг.

Она колебалась, не зная, что и сказать на это. А затем спросила:

— Ты и впрямь этого хочешь?… Я откровенно поведаю тебе, что я об этом думаю… поистине, тот день, когда я пойду сватать для тебя девушку из порядочного семейства, будет самым счастливым в моей жизни…

Лицо юноши зарделось, и в знак признательности он ответил ей:

— Спасибо, мама.

С мягкой улыбкой она посмотрела на него и с надеждой в голосе сказала:

— До чего же счастливый день сегодня. Я столько хлопотала и столько терпела! Аллаху не стоит труда вознаградить меня за все мои старания и терпение таким долгожданным днём. Да что там, и многими другими днями, подобными сегодняшнему, чтобы глаза мои, наконец, успокоились, глядя на тебя и на твоих сестёр, Хадиджу и Аишу…

Глаза её мечтательно смотрели куда-то, словно паря в мире прекрасных грёз. И вдруг что-то внезапно разбудило её, и она в тревоге одёрнула голову, как кошка при виде собаки, и в страхе пробормотала:

— Но как же… твой отец?

На губах Фахми появилась злобная улыбка. Он сказал:

— А вот как раз из-за этого я и позвал тебя на совет…

Женщина немного призадумалась, а потом, словно говоря сама с собой, сказала:

— Не знаю, какую позицию он займёт к твоей просьбе. Твой отец странный человек. Он не такой, как все остальные люди. То, что для других обычное дело, для него — настоящее преступление…

Фахми нахмурился и сказал:

— Но тут же нет ничего, что могло бы вызвать у него гнев или протест.

— Это моё мнение…!

— Пока я не закончу учёбу и не найду работу, я отложу объявление о свадьбе…

— Конечно… Конечно…

— Тогда какое может быть возражение?!

Она посмотрела на него говорящим взглядом, словно говоря: «И кто же потребует отчёта с твоего отца, если ему вздумается пойти против логики?» Она-то знала лишь беспрекословное повиновение ему, прав ли он был, или ошибался, справедлив ли был, или нет. Она сказала:

— Я желаю, чтобы он благословил твою просьбу своим согласием…

Юноша с воодушевлением произнёс:

— Мой отец женился, когда был в моём возрасте. У меня нет такой цели. Однако я дождусь, когда не будет никаких возражений ни с одной стороны, и женитьба станет естественным делом…

— Да исполнит Господь наши просьбы…

Они надолго замолчали, лишь переглядываясь. Их сейчас объединяла лишь одна-единственная мысль. Очевидно, оба осознавали, что прекрасно друг друга понимают, и даже без труда читают мысли. Затем Фахми заговорил, высказывая то, что занимало их обоих:

— Нам осталось лишь подумать, кто же заговорит с ним на эту тему…!

Мать улыбнулась, и улыбка эта сняла с души волнение и тревогу; она поняла, что сын у неё смышлёный, и напоминает ей об обязанности, которую не сможет исполнить в одиночку, без её помощи. Она не стала возражать, ибо другого пути просто не было; приняла помимо своей воли, как поступала и во многих других случаях, прося Аллаха о благоприятном исходе дела, и мягко сказала:

— А кто же ещё, кроме меня, заговорит с ним?… Господь наш с нами…

— К сожалению… Если бы я мог сам заговорить с ним, то сделал бы это.

— Я поговорю с ним, и с Божьей помощью, он даст своё согласие. Мариам — красивая девушка, воспитанная, из порядочной семьи…

Она на миг умолкла, затем спросила, как будто ей впервые пришла в голову эта идея:

— А она разве не ровесница тебе или даже чуть старше?!

Фахми нетерпеливо ответил:

— Меня это совершенно не волнует!

Она с улыбкой сказала:

— Да благословит Аллаха. Господь наш с нами.

Затем, уже поднимаясь, произнесла:

— А теперь я попрошу Господа позаботиться о тебе. До завтра…

Она подошла и поцеловала его, затем вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Но сильно удивилась, когда увидела, что Камаль сидит на диване, склонившись над своей тетрадью, так что даже закричала на него:

— Кто это тебе позволил сюда приходить?

Мальчик, смущённо улыбаясь, встал и сказал:

— Я вспомнил,