– Тупой щенок, – цедит отец. – Если ты сейчас же, пизденыш, не возьмешь свои слова обратно…

– Не возьму.

– Значит, ты мне не сын. Выметайся из дома, из корпорации и из моей жизни. Ни копейки больше не дам. Сидел на моей шее, на всем готовом…

– Я работал столько же, сколько и ты! Потому что считал это нашим делом! А ты… Да похрен.

Я вдруг умолкаю, понимая, что ничего ему не докажу.

Безумно жаль все эти годы, потраченные на работу, за которую я так ничего и не получил. Но если бы я остался, то потерял бы еще больше. Всю свою оставшуюся жизнь.

Смешно. Брак, которым я хотел заплатить за свою будущую свободу и независимость, был ловушкой. Он не предполагал никакой свободы и просто давал бы мне клетку попросторнее. С более глубокой кормушкой.

– Я возмещу все убытки, – обращаюсь я к Левинскому, который, кажется, после того как ударил меня, впал в какую-то апатию. Его жена вообще не обращает на меня внимания и суетится вокруг рыдающей Лели.

– Чем? – презрительно фыркает отец. – Моими деньгами? А вот тебе, – он сворачивает из пальцев фигу. – Вот тебе, а не мои деньги!

– Я возмещу своими деньгами, – неожиданно спокойно сообщаю я. – Пришлите мне счет, я оплачу.

– Откуда ты их возьмешь?

– Продам машину.

Отец раздраженно морщится, но сказать ему нечего. Тачка – единственное, что я купил сам себе, пару лет откладывая с зарплат. Потому что отец считал эту покупку блажью и предлагал мне солидное «вольво» вместо моей красивой спортивной детки.

Загоню ее завтра автодилеру и вот тогда сто процентов останусь с голой задницей. Тачка дорогая, но и свадьба стоила дохера.

– Я могу жениться на вашей старшей дочери вместо Ярослава, – вдруг говорит сквозь зубы отец. – Чтобы не поднимать скандала. Скажем, что пресса перепутала отца с сыном. Условия брака те же. Могу сделать небольшую уступку в вашу сторону.

– Это… вариант, – Левинский устало трет виски, чуть покачиваясь на стуле. – Милая?

– Леленька, – Левинская, всхлипывая, обнимает ее. – Леленька! Может, подумаешь?

Леля с застывшим лицом смотрит на моего отца.

Да, внешностью я в него, но отцу, несмотря на то, что он следит за собой, все-таки уже пятьдесят пять. Немало.

– Я… не знаю… – ее губы кривятся. – Я… мам!

Она опять начинает плакать на плече у мамы, и я понимаю, что мне тут нечего делать.

– Я оплачу убытки вне зависимости от вашего решения, – сообщаю я Левинскому. И тот, помедлив, кивает.

На своего отца я не смотрю.

Просто выхожу из этого гребаного музея и вызываю такси. Надо собрать вещи, надо продать машину и понять, где я буду ночевать. Не исключено, что под мостом.

Я нищий. Охуеть.

Но почему-то, несмотря на то, как мерзко на душе от всей этой ситуации, я чувствую себя таким свободным, как никогда в жизни.

Я больше ничего не должен.

И я впервые принял решение, за которое мне не стыдно.

Глава 23. Серебристый

Яр

Мне снится Нюта. Снится, как она идет рядом со мной и смеется, откидывая с лица гладкие темные волосы. Она пахнет цветами и дождем, и я хочу сказать ей, что люблю ее. Что она лучшее, что есть в моей жизни. Но внезапно она тает, превращаясь в туман, а я пытаюсь поймать ее, хватаю за руку и… просыпаюсь.

Просыпаюсь от того, что кто-то проводит мне по лицу чем-то пушистым. Кажется, хвостом. Блин!

Вздрагиваю, резко сажусь и понимаю, что сплю уже не на надувном матрасе, а практически на полу, потому что за ночь этот чертов матрас сдулся почти в ноль, превратившись буквально в тряпочку.

Пушистая чёрная кошка, которая делает вид, как будто вовсе не её хвост меня сейчас разбудил, уже сидит на подоконнике и презрительно смотрит куда-то в окошко. Вторая – бело-рыжая – мирно спит в корзине, стоящей в углу.

– Бля, а сколько уже времени? – раздается хриплый сонный голос.

– Семь.

– Ясно… – последний звук в слове перерастает в душераздирающий зевок. – Ну можно, значит, вставать уже.

Будни однокомнатной квартиры. Проснулся один её житель – тут же просыпается и второй.

Но я не жалуюсь, нет, ни в коем случае. В конце концов, Тёма вовсе не обязан был звать меня к себе и говорить «оставайся сколько хочешь, ты меня совсем не стесняешь».

Из нас всех именно у Темы всегда было очень напряженно с финансами. Поэтому в этом есть, конечно, определенная ирония судьбы, что как раз он позвал меня в свою однушку на окраине, когда я честно сказал своим друзьям, что ночевать мне негде.

Знаю, что Димка с Ромой бы мне тоже с удовольствием помогли, но Димка в Страсбурге, а Рома до сих пор живёт с родителями. Честно говоря, возможно, именно в этом кроются причины его проблем с девушками, но об этом я тактично умалчиваю.

Так что теперь в этой однокомнатной квартире, кроме Темы и его двух котов, живу ещё и я. Очень надеюсь, что это ненадолго, потому что ужасно неловко стеснять друга.

– У тебя же на половину восьмого обычно будильник. Поспи еще.

– Не, я лучше в зал пораньше приду, – бодро говорит Темка.– Как раз разогреюсь перед персональной тренировкой. Я первый в душ, ладно?

– Да, конечно.

Очень странно после того, как всю жизнь жил в полном комфорте, вдруг оказаться в совсем иных условиях. Когда ванную приходится с кем-то делить и там старая раковина и поцарапанный кафель. Когда завтрак не сервирован, и его надо готовить самому. И когда все деньги, которые у тебя были, ушли на покрытие свадебных расходов. Осталось буквально на еду, но и эти копейки исчезают на глазах. Продукты я покупаю на нас двоих, чтобы не чувствовать себя совсем уж нахлебником.

Друг очень быстро, буквально как пожарный, моется, одевается, кормит своих драгоценных кошек, у которых корм стоит