Шрифт:
Закладка:
– Нет, – после паузы говорит он. – Не думал. Михась к тому моменту меня так достал, что я просто хотел вернуть ему его дружка, чтоб тот, наконец, угомонился. Хорошо, что Василек оказался живой…
– В том-то и дело, Тимур! – шепчет Серый, оглянувшись. – Что не оказался! Он замирает при опасности, понимаешь? Как вкопанный! И он… – слова о перьях и когтях застревают в горле, но Серый, хлопнув ртом, словно выброшенная на берег рыба, все-таки находится: – Он говорил, что заснул на посту. Перед тем, как найти это место. Ты понимаешь, что это означает?!
– Не-е… – тянет Тимур с нервным смешком и мотает вихрастой головой. – Не может быть… Это невозможно… Быть не может! Ты что-то путаешь. Василек пришел с длиннющей косой, такие волосы за год не отрастают. Живой он был все это время. Заснул на посту… Это как-то неубедительно.
– Я видел и более убедительные вещи. Олесю, например.
Серый настойчиво смотрит с самым многозначительным видом, какой только может изобразить. Взгляд у Тимура на мгновение виляет в сторону.
– Она же была мертва, да? – тихо шепчет Серый. – От укуса пчелы.
– Я не… – начинает Тимур, но на полуслове замолкает и кусает губы, в его радужках вновь мелькает золото, а в кудрях – рыжина. – Она была жива! Она была жива, ясно тебе? Я просто загадал, чтобы она не помнила! – срываясь на нервные ноты, отвечает он и обнимает себя за плечи.
– Вот, ты сам признался, что хозяева могут воскресить человека. И Василек сам признался. Как я понял, он не хотел, просто потерял контроль. – Серый протягивает альбом, показывает остатки страницы. – Помнишь, что тут было нарисовано?
Тимур от его будничного тона слегка теряется, машинально пролистывает альбом, находит след от вырванной страницы, долго думает, наморщив лоб, и неуверенно говорит:
– Кажется, Василек. Такой… в готично-мистическом антураже.
– Да-да, – кивает Серый и откровенно намекает: – Как выяснилось, это была не фантазия.
Тимур радостно ржет, словно услышав отличную шутку, но Серый настойчиво и серьезно смотрит, и Тимур замолкает, ошеломленно запускает руку в волосы, словно пытаясь удержать голову на месте.
– Да ну не-е… Это же… – он не находит цензурных слов и выдает длинное заковыристое ругательство. – Олеся – ладно. Мгновенно умирают только от хмари. Но это… Этого не может быть!
Входная дверь хлопает так внезапно, что они оба подпрыгивают. По коридору скользит свежий воздух. Из сеней слышатся оживленные голоса.
– О-о… шикарная вещь! – стонет Олеся.
– Пойдемте-пойдемте, разберем всё в зале, – говорит мама. – Там и спасибо скажем…
В дом заходят близнецы, и вместе с ними, словно шлейф, в дом залетает ощущение сладкой страшной сказки. Оно растекается, заполняет собой все уголки, и всё преображается, становится возможным. Даже возвращение из хмари.
– Как приятно дарить подарки, да, Зет Геркевич?
– Полностью согласен, Юфим Ксеньевич…
– Слушай, это надо проверить! Ну, попросить за кого-нибудь, кто точно растворился… Только у меня семья еще до хмари того… – шепчет Тимур. – Проси ты! У тебя отец и брат…
– Отца убили, – непослушными губами выговаривает Серый.
Выходят Прапор и Василек. Прапор забирает часть пакетов и вместе с Олесей и мамой идет в гостиную. Василек дожидается их ухода и вместе с коробкой шахмат протягивает хозяевам прозрачный пакет. Присмотревшись, Серый узнает в темном ворохе отрезанную косу.
– Вот. Спасибо вам… и за меня тоже, – говорит он.
Серый даже не догадывается – понимает нутром, своей измененной сутью, что Василек знает о хозяевах больше, чем показывает.
Тем временем Юфим заглядывает в пакет, восхищенно цокает, гладит косу кончиками пальцев и возвращает со словами:
– Это слишком много. Приберегите на потом, Василий. Пойдемте, вам нужно примерить обувь и одежду…
– Но… – бормочет Василек растерянно. – А как же благодарность и ответный дар?.. Я ведь правильно помню?..
– Не переживайте, за вас уже заплатили, – не дослушав, перебивает Зет и смотрит поверх головы Василька. – Здравствуйте, Сергей Алексеевич, Тимур Ильясович!
– Здравствуйте, – улыбается Тимур.
Серый смотрит на худую спину Василька, на то, как Зет держит Юфима за руку, – и у него захватывает дух, а голова начинает кружиться. Разум твердит, что это невозможно, но руки уже сами тянутся к Юфиму, хватают его за плечо, а губы шевелятся. Серый словно со стороны слышит собственный сбивчивый шепот:
– Пожалуйста… Я прошу вернуть моего брата.
В гостиной шуршат пакеты, Василек разворачивает пару кроссовок, а женщины увлеченно копаются в баночках, кисточках и тюбиках. Олеся чем-то мажет руку, сияя, что-то щебечет про торт и уникальный сбор, прижимая к груди объемистый сверток. Она даже слегка подпрыгивает от переизбытка чувств и смотрит на Юфима влюбленными глазами. Верочка со счастливой улыбкой вертит в руках большой тюбик с кремом. Мама что-то оценивающе нюхает, вежливо улыбается кончиками губ, но в ее глазах – недоверие и настороженность.
Шепот слышат лишь хозяева да Тимур. Серый нервно прикусывает губы и повторяет:
– Я прошу вернуть моего брата. Это ведь не считается лишним?
Юфим медленно поворачивает голову, и его красивое нездешнее лицо озаряет ласковая улыбка, электрический свет играет в светлых волосах, придает им сияние.
– Вы сами знаете, что не считается, – отвечает он тоже тихо. – Имя?
У Серого от волнения пересыхает во рту, а в животе будто взрывается сверхновая.
– Вадим… Савин Вадим Алексеевич.
Нечеловечески голубые глаза на мгновение вонзают такой взгляд, что ломит виски. По спине бегут мурашки. Серый убирает руку, отшатывается, готовый услышать, что эту просьбу нельзя исполнить, что это наглость и вообще…
Мелодичный тихий голос перебивает панические мысли:
– Через три дня ваша просьба исполнится, надеюсь, вы отблагодарите нас соответствующим образом, – буднично говорит Юфим, улыбается и уходит, увлекаемый Зетом за стол, к торту, чаю и щебечущим женщинам.
Ожидание растягивает время, плавит минуты в часы, отчего два дня кажутся целой неделей, а третий и вовсе – месяцем. Не помогают никакие дела, даже рисование. За эту бесконечность Серый успевает обрадоваться, испугаться, пожалеть о просьбе, вновь наполниться ожиданием и вспомнить самые разные произведения на тему воскрешения мертвых. Как назло, ни одна история не заканчивается хорошо, кроме некоторых библейских, отчего Серого вновь наполняет предчувствие ужаса. И так по кругу тысячу раз. Натянутые до предела нервы похожи на тонкие нити плавленого стекла – такие же хрупкие и обжигающе горячие. Они опутывают тело, пронизывают всё нутро. Терпеть такое невмочь. Серый ощущает себя неприкаянной тенью. Все валится из рук. Взгляд не отрывается от дороги, а от каждого появления хмари у границы замирает сердце – а вот вдруг сейчас? Серый даже не думал, что будет ждать хмарь с такой бурной смесью эмоций. Что вообще будет ее