– Нет, не ерунду, – возразила я. – По лицу вижу: ты знаешь, о чем он говорит.

– Я расскажу тебе в отеле. Ты должна отдохнуть.

– Может, хватит уже решать вместо меня, что я должна делать? Сейчас расскажи. Прямо здесь.

– А ну-ка интересно. Колись, док, я тоже хочу послушать, – поддержал меня Никита.

– Тебя это вообще не касается, – огрызнулся Матвей.

– Еще как касается, – не уступил Никита.

– С места не сдвинусь, пока не расскажешь, – заявила я и села на бордюр тротуара.

– Ну хорошо, – вздохнул Матвей, сел рядом со мной и нервным жестом пригладил волосы. – Я не просто так подошел к тебе тогда в баре. Марина меня наняла. Я должен был внушить тебе, что венец безбрачия – это груз прошлого. Так и есть. Но главным было убедить тебя в том, что избавиться от этого груза можно только одним способом: отказаться от всего и начать жизнь заново. Причем очень желательно было довести тебя до глубокой депрессии. Вместо этого я тебя вытащил из этой самой депрессии.

– От чего отказаться? – не поняла я.

– От наследства, Лаура. Не в курсе всех подробностей. Знаю только одно: речь идет о каком-то чудо-препарате под названием «Дидона». Он уникальный. И ты должна была отказаться от наследства, чтобы не возникло сложностей с продажей лицензии на препарат за границу. Это всё, что я знаю.

– И сколько она тебе пообещала, Матвей? – поинтересовалась я.

– Много. Очень много, Лаура. Но я взял только аванс. Да и тот вернул перед вылетом на Кубу. Марина была в бешенстве.

– Назови сумму, Матвей, – попросила я. – Хочу узнать, во сколько меня оценивают.

– Перестань! – отмахнулся он. – Я тогда тебя не знал. Мы не были связаны личными отношениями. Какая разница?

– Очень большая, – сказала я. – Мне просто интересно: сколько это тридцать серебреников в современной интерпретации?

– Миллион евро, – Матвей опустил глаза. – Она дала мне двести тысяч евро аванса. Я их вернул.

– Япона ж мать! – схватился за голову Никита. – Лям евро – это то, что она пообещала тебе? Сколько же стоят эти таблетосы, если она готова была отстегнуть лимон, чтобы принцесса отказалась от наследства? Лаурочка, твой папа что запрещёнку изобретал?

– Мой папа всю жизнь занимался иммунной системой, – прошептала я. – Это всё, что я знаю о его работе.

– Лаура, послушай, – Матвей взял меня за руку.

Но я отдернула руку и закричала:

– Не смей ко мне прикасаться. Никогда! Слышишь?

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – снова начал Матвей.

– Да ничего ты не понимаешь! – закричала я. – Со всеми твоими открытиями, сеансами, заумными вещами ты ничего не понимаешь! Потому что ничего не чувствуешь. Ты – ледяной истукан, Матвей.

– Давай просто поедем в отель, Лаура. Ты отдохнешь, примешь ванну, и мы поговорим, – он снова взял меня за руку.

– Уйди! – я оттолкнула его. – Не приближайся ко мне.

– Слышишь, док, тебе же девушка ясно сказала отвалить! – вмешался Никита.

– Ты хоть помолчи! – Матвей досадливо отмахнулся от него, как от назойливой мухи. – Ты, наверное, даже не понял, о чем речь идет. Слишком много букв для одного многократно ударенного в голову качка.

– Ну ты и крыса! – выдохнул Никита и ударил Матвея кулаком в лицо.

Тот рухнул, как подкошенный. Со всех сторон завизжали женщины. К нам подъехал таксист Паоло. Он выскочил из машины.

– Эй, друзья! Без драк, пожалуйста! Только полиции нам и не хватало! Кубинская полиция очень не любит, кода иностранцы хулиганят. Вас за сутки вышлют из страны без права повторного въезда.

Матвей встал и с трудом сел на бордюр тротуара.

– Вы как? – Паоло вытащил из кармана бумажный платок и протянул ему. – Эй, принесите лёд, – обратился он к зевакам, которые уже успели собраться в толпу.

– Нормально, всё хорошо, – пробормотал Матвей, прикладывая платок к носу.

– Это слишком, Никита, даже для него, – я приняла из рук какой-то девушки пакет замороженного сока, села на корточки и приложила лёд к носу Матвея.

– Ему полезно, – сквозь зубы процедил Никита. – А то он совсем берега попутал.

– Ты, Никита, себя не понимаешь. И Лауру тоже, – глухо сказал Матвей.

– А ты понимаешь, значит? – ухмыльнулся Никита.

– Я был и в ее голове, и в твоей. А еще за годы практики понял главное: люди не могут найти себе пару, потому что мы все похожи на капусту. Слои, слои, слои, а внутри кочерыжка – наша суть. Когда мы знакомимся и начинаем отношения, мы прячем свою суть. Но внешние слои, скрывающие правду, постепенно отпадают. И мы изо всех сил стараемся затянуть этот процесс. Потому что кочерыжку мы не показываем никому. Но потом, позже, она всё равно себя проявляет. А мы не готовы. Так как нарисовали себе другого человека. У тебя и Лауры эта кочерыжка еще не проявилась. Но когда проявится, будет поздно. Тогда вы поймете, насколько вы разные, и оба взвоете. Ты… черт с тобой, но не делай больной ей.

– Твою гнилую натуру, док, я давно вычислил. Кочерыжка торчит, а листьев нет. Пошел ты! – заявил Никита. – Принцесса, хватит с ним возиться. Дальше сам справится.

– С этим соглашусь, – я встала и положила замороженный пакет с соком на колени Матвея.

Мы сели в такси. Никита обнял меня на заднем сидении.

– Пожалуйста, не сейчас! Прошу тебя! – взмолилась я.

– Понимаю, как тебе хреново сейчас, принцесса. Но ты не можешь быть одна. Да и я уже не смогу без тебя. Нет никакого венца безбрачия, ерунда это.

– Есть, – всхлипнула я и позволила себе уткнуться в его плечо.

Мне сейчас очень нужно было к кому-то прижаться.

– Не верю я в эти вещи, – поморщился Никита. – Знаешь, почему меня родители на бокс отдали? Потому что я мелкий был, хилый такой. Болел всё время. Вот реально смерть пописать отпустила. И все вокруг – и соседи, и родня – родителям говорили, что нужно витаминки пить, не уставать, вести правильный образ жизни. А мать с отцом решили всё сделать наоборот. Отдали меня в секцию бокса. Батя так и сказал: «Клин клином вышибают». И глянь, какой кабан вымахал. А послушались бы врачей и всех остальных, был бы я ботаном. От человека всё зависит. От характера. Если чего хочешь, то нужно стены лбом прошибать. Я так всегда по жизни и делаю: морду – кирпичом, и пошел. Моя рожа вон до сих пор не разгибается.

– Если ты такой мотивированный, то зачем пришел к Матвею на сеанс? Если не веришь в это всё?

– У меня другая история, принцесса. Мне нужно было, чтобы мозги кто-то вправил. Чтобы такой