– Вы тоже, – ответил маркиз. – Значит, говорите, хорошая проделка?..

11

Однако маркиз не представлял, какой прием приготовила ему на берегу хищная американская пресса, которую, естественно, интересовал первый назначенный со времени прихода к власти де Голля посол Франции в США. Не знал он и о том, как вообще будет проходить церемония его вступления на землю США. Если про журналистов он попросту забыл – а должен был бы помнить! – то про детали встречи ему как-то не удосужились сообщить; всегда найдется чиновник имярек, который «должен был уведомить господина посла», но почему-то не сделал этого – вернее, не почему-то, а потому, что полагал, что это уже сделал кто-то другой. В результате этого не сделал никто.

Маркиз, будучи человеком по природе скромным, как-то не считал себя «очень важной персоной», и хотя, разумеется, ожидал, что его встретят какие-то официальные лица и сделают все необходимое для скорейшего завершения формальностей, но большего не предполагал. Собственно, он рассчитывал, что, как только выгрузят его машину, он направится прямо в Вашингтон.

Так что он был совершенно не готов к толкающейся ораве журналистов, репортеров, фотографов, операторов кинохроники, теле- и радиоинтервьюеров, осветителей и прочих, которые взяли «Виль де Пари» на абордаж с борта грязного буксирчика в карантине и ринулись, топоча и сокрушая все на своем пути, сотрясая коридоры и салоны судна, прямо к каюте маркиза. Там они потребовали от высокого гостя немедленной пресс-конференции в конференц-зале верхней палубы.

Равным образом маркиз не ожидал, что за ним пришлют белоснежный катер, также вставший борт о борт с «Виль де Пари» – с этого катера на корабль поднялись официальный представитель нью-йоркского муниципалитета с положенными в таких случаях сопровождающими его лицами, все с красно-бело-синими розетками в петлицах, затем лидеры городских отделений обеих ведущих политических партий, вице-мэр, французские консулы в Вашингтоне и Нью-Йорке, сотрудники французской дипломатической миссии, с полдюжины сотрудников Госдепа во главе с чиновником соответствующего ранга, и наконец, личный представитель президента Эйзенхауэра.

Большая часть всей этой публики сумела втиснуться в каюту; в это время оркестр на катере грянул «Марсельезу», и, прежде чем Генри успел, согласно указаниям миссис Харрис на случай, если случится что-то непредвиденное до выхода на берег, ретироваться в туалет, как каюта оказалась забита встречающими.

Генри был, разумеется, тщательнейшим образом умыт и причесан, на нем были новехонькие и старательно отутюженные рубашка и шорты – их, вместе с новыми гольфами и ботинками, миссис Харрис перед отъездом купила в «Маркс энд Спаркс», – и выглядел как славный мальчуган из хорошей семьи, имеющий полное право находиться в этой роскошной каюте.

И прежде чем маркиз и Генри сумели опомниться, их уже непонятным образом вынесли в коридор и вознесли по парадной лестнице в конференц-зал. Тут было душно от набившейся публики, и на героев дня со всех сторон нацелились микрофоны и объективы. Сразу же начался допрос – беспорядочный, но пристрастный:

– Что вы думаете о русских? Сохранится ли мир? Каково ваше мнение об американских женщинах? А о де Голле? Ваше мнение о будущем НАТО? Вы спите в пижаме, в ночной рубашке или без ничего? Хочет ли Франция получить новый заём? Сколько вам лет? Вы встречались с Хрущевым? Где ваша супруга? Что вы думаете о войне в Алжире? За что вас наградили орденом Почетного легиона? Что вы думаете о водородной бомбе? Правда ли, что французы в любви лучше американцев? Собирается ли Франция выйти из Международного валютного фонда? Вы знакомы с Морисом Шевалье? Правда ли, что коммунисты во Франции набирают силу? Что вы думаете о…

И среди какофонии вопросов прозвучал один – страшный:

– Кто этот мальчик?

Бывает так, что на беспорядочных пресс-конференциях – а эта была довольно беспорядочной, ведь журналистам пришлось подняться ни свет ни заря, добраться до порта, а потом плыть на катере по не слишком спокойному морю, а вдобавок кое-кто из газетной братии мучился от профессионального заболевания – похмелья, – так вот, бывает, что в море вопросов, большая часть которых остается либо без ответа, либо вообще неуслышанной, в краткий миг относительной тишины вдруг отчетливо прозвучит один вопрос – и тогда репортеры, которым надо получить хоть какие-то ответы, на время забывают о своих вопросах и требуют ответа на этот, выбившийся из общей сумятицы.

И вот со всех сторон понеслось:

– Да, кто этот мальчик? Кто он? Кто мальчик? Правильно, что это за парнишка? Что это за малыш, ваше превосходительство? Кто он, господин посол?..

Достойный государственный муж, окруженный инквизиторами, повернулся и растерянно посмотрел на маленького мальчика со слишком, пожалуй, большой головой и печальным лицом, словно бы ожидая, что малыш сам расскажет о себе и объяснит, что он здесь делает. Мальчик в свою очередь повернулся к послу, взглянул на него громадными грустными глазами – и плотно сжал губы. Маркиз вспомнил, что говорила миссис Харрис о нелюбви Генри к лишним разговорам, сообразил, что помощи от него ждать не приходится – а пауза уже опасно затянулась, и надо было сказать хоть что-нибудь. Маркиз кашлянул.

– Э… это мой внук, – вымолвил он наконец.

Бог знает почему, но подобные пустяки порой вызывают сенсацию на пресс-конференциях такого рода; так случилось и теперь.

– Эй, вы слышали? Это его внук! Он – его внук! Представляете, мальчик – внук посла!..

Замелькали блокноты и перья, микрофоны хищно дернулись вперед, заболботали радиокорреспонденты, засверкали блицы, приводя несчастного маркиза в окончательное замешательство.

– Секунду, господин посол! Посмотрите в камеру, маркиз! Эй, малыш, придвинься к своему дедушке – ближе, ближе! Улыбнись нам! Вот так, спасибо! Ой, еще разок! Пожалуйста, еще одну улыбочку! Сынок, обними деда за шею! Сядь к нему на колени, парень! А теперь поцелуй его, ладно?..

Посыпались новые, еще более опасные вопросы, вдохновленные откровением о том, что чрезвычайный и полномочный посол Франции, оказывается, приехал с юным родственником:

– Как его зовут? Чей он сын? Зачем он приехал?..

Маркизу показалось, что хоть тут он может ответить прямо.

– Его зовут Генри, – сообщил он.

– Генри! Генри или Анри? Он француз или англичанин?

В конце концов Генри придется где-нибудь что-нибудь сказать, подумал маркиз, и ответил:

– Англичанин.

Пресс-конференция к этому моменту как-то более или менее самоорганизовалась. Из задних рядов поднялся какой-то репортер и с хорошим британским произношением, характерным для сотрудников «Дейли Мейл», уточнил:

– Простите, ваше превосходительство, не является ли мальчик сыном лорда Дартингтона?

Как всякий приличный английский журналист, он, безусловно, хорошо знал Книгу пэров, следил за светской хроникой и знал, что одна из дочерей маркиза замужем за лордом Дартингтоном-Стоу.

Считается, что хорошего дипломата смутить