— Что мне делать?! — Рина причитала знакомым взволнованным тоном. — Сильвия-сан уехала до вторника, вместо нее утром хозяйничала ее внучка, потом и она ушла. Этот baka (дурак) снова не взял свой мобильный!

Мы стояли у входной двери. Бредин снял со спины рюкзак и спросил у Рины:

— Как давно его нет?

Она взглянула на свой мобильный.

— Два часа и тринадцать минут.

— Подождем немного. Не волнуйся, еще рано и светло. Возможно, ему просто нужно остыть.

— Пусть только появится! Он так у меня остынет!

— Может быть, немного вина? — Бредин решил взять ситуацию в свои руки и потянулся к рюкзаку, где лежала бутылка, подаренная гостеприимным профессором.

— Да, — мы с японкой ответили в один голос. Я — устало, а Рина — с беспокойством.

Такими нас и обнаружил Хигаши: поддатыми, утомленными и взволнованными. Мы сидели в кухне Сильвии, запивая кастаньоле красным вином из винограда, выращенного Марчелло по технологии древних греков. И это было идеально для того, чтобы отпраздновать помолвку одной чокнутой японской парочки.

Японец, вернувшись из очередной самоволки, учтиво кивнул нам и водрузил на стол устройство, напоминающее формой что-то среднее между отечественной скороваркой и НЛО, а затем встал на одно колено перед Риной. Признаться, я подумала, что ему снова стало плохо. Но, пока Хигаши рылся в карманах куртки, Бредин уже сообразил, что к чему, и, ухватив меня под локоть, вывел из кухни.

Через несколько мгновений раздались радостные вопли Рины на японском. Мы решили дать им время, чтобы пережить этот важный момент наедине. Впрочем, это было решением Бредина.

— Я пропустила все самое интересное, — недовольно проворчала я, сидя на лестнице, ведущей на второй этаж.

Бредин сидел ступенью выше, обхватив меня своими длинными ногами и обнимая за талию.

— Ты всегда такая любопытная?

— Это не порок, — парировала в ответ.

— Согласен. Но ты бы точно не захотела собрать зрителей в такой момент, — вкрадчивым тоном проговорил парень.

— Умолкни, ты меня нервируешь.

— И чем же теперь? — он тихонько засмеялся, щекоча сзади шею своим дыханием.

— Сегодня воскресенье, так? — я повернулась к парню профилем.

— Ну.

— Так вот. В прошлое воскресенье я даже мысли не допускала, что буду сидеть с тобой вот так, — я коснулась его рук, удерживающих мою талию. — Про остальное вообще молчу, — и откинулась ему на грудь. — Ты пройдоха, Бредин.

Тот снова засмеялся. Он взял меня за подбородок и, закинув голову, начал целовать, но вдруг резко остановился.

— Юль, ну сколько можно? — и схватил пальцами за нос. — Меня уже тошнит от своей же фамилии. Говорят, нет ничего слаще, чем звук собственного имени. Теперь я это, как никто другой, понимаю.

— Да что ты там понимаешь?!

— Назови меня по имени, — попросил он.

— Нет, я… ещё не готова к такому серьезному шагу.

— Скажи, пожалуйста, — Бредин положил голову мне на плечо и тяжело вздохнул, демонстрируя свою печаль, — мне кажется, я ничего в жизни так не хотел. Скажи что-нибудь… не знаю… как дела, Рома. Или… Рома, у тебя аппетитная задница.

Я затряслась от смеха.

— У тебя тощая задница.

— Рома, — подсказал он. — Подожди, а с чего это она тощая? Вчера ты так не считала, — он накрыл ладонями грудь и присосался к шее.

Такими нас и обнаружила Вероника: озабоченными на всю голову.

Я не сразу ее узнала, а Бредин не сразу отпустил мою грудь. Это была эпичная встреча.

— Вероника? — мне наконец-то удалось смахнуть с себя брединские руки. — Что ты здесь делаешь?

— Это дом моей бабушки, — ответила девушка, и я почти услышала, как заскрипели шестеренки в моей голове, когда я стала сопоставлять факты.

Этого просто не может быть! Сомнений не возникало, во всем было виновато домашнее вино профессора Лоретти и чертовы древние греки.