в списке показались мне знакомыми. Я вытащил из офицерского планшета лист бумаги, переданный мне накануне капитаном Ромашкиным, и сверил. Так и есть. Две фамилии из трех, указанных на странице, совпадали.

Подозрения интенсивно зашевелились в голове. Задай я прямой вопрос товарищу подполковнику, он мне ответит, что вчера, когда ему позвонил Муравьинский, он сверил эти фамилии со списком. Но подполковник ФСБ мог не назвать погибших по фамилиям. Надо это уточнить. Но уточнять необходимо так, чтобы не бросить обидную тень подозрения на командира отряда спецназа военной разведки и не скомпрометировать тем самым весь отряд. Как это сделать, я пока не знал, но сделать это было необходимо.

Мои подозрения насчет Алексея Викторовича вспыхнули с новой силой. Я вспомнил свои подозрения в ущелье, вспомнил слова подполковника Глуховского о том, что майор Смурнов заранее заказал санитарный вертолет, хотя сам Смурнов говорит, что заказывал его позже. Вспомнил, что вчера Смурнов обменял на складе свой автомат на «Винторез», а потом из «Винтореза» были застрелены два депутата Народного собрания республики. Да и стрелять из «Винтореза» с одной руки, а второй в это время управлять автомобилем – на такое способен только человек, обладающий мощными руками. Такими, как у Смурнова – бывшего бойца полупрофессионального уровня.

У меня стала вырисовываться перед глазами практически реальная картина. Не было только самого главного – мотива для убийства. Террористический акт я отмел сразу. Я просто не мог поверить в то, что майор российской военной разведки является штатным киллером ИГИЛ. Если бы майор имел отношение к этой организации, разве стал бы он разрабатывать планы по уничтожению эмиров, бандитов и даже целых банд «игиловцев»? Действовал ради маскировки? Нереально. Жизни нескольких депутатов не могут оправдать понесенные ИГИЛом потери, когда эта террористическая организация потеряла громадные территории на Ближнем Востоке и продолжает нести громадные потери в Сирии.

Каков же тогда мог быть мотив у Смурнова? И что могло связывать с этими депутатами бывшего начальника штаба сводного отряда спецназа военной разведки в регионе Северного Кавказа? Личная месть? Едва ли. Если бы у него в жизни случилась трагедия, связанная с представителями населения Кавказа, в ГРУ об этом обязательно знали бы, и никто не отправил бы майора Смурнова на место начальника штаба сводного отряда, предвидя его обязательную месть.

Я понял, что попал в сложнейшую ситуацию. Выскажи я свои предположения подполковнику ФСБ Муравьинскому или подполковнику ФСО Сулейманову, меня в первую очередь спросят о мотивах этого расстрела, а мне нечего ответить. Все мои умозаключения будут выглядеть попыткой подсидеть нового командира отряда. Был человек командиром разведроты, вне очереди присвоили ему звание майора и поставили начальником штаба отряда, но аппетит, как известно, приходит во время еды. Вот подполковники и подумают, что у меня разыгрался аппетит и что я пожелал с должности командира роты перейти сразу в командиры отряда. Со стороны это будет выглядеть именно так.

Как мне теперь вести себя? Что следует предпринять?

* * *

Убрав листок с фамилиями убитых депутатов в другой ящик, я все же пошел в машбюро, где расписался в приемо-сдаточных актах.

– Подполковник Смурнов позже зайдет, подпишет и с сегодняшней почтой все отправит в Москву, – сообщил я Софе, старшей машинистке, высокой статной женщине около тридцати лет.

Говорил я предельно спокойно, держать себя старался так же, чтобы Софа ничего не заподозрила и не передала Смурнову, что я нервничаю. А я в действительности очень нервничал, потому что пытался сформировать свои обвинения в единый сильный кулак, которым собирался прилюдно пригрозить подполковнику Смурнову. Именно прилюдно, чтобы обезопасить себя в дальнейшем, ведь если после этого со мной что-нибудь случится, виновный будет выявлен сразу.

На выходе из машбюро меня перехватил подполковник Глуховский, которого в машбюро направил дежурный по штабу.

– Ты, «Цветок», говорят, большим человеком стал, тебя теперь на вертолете не облетишь. Начальник штаба! Я, таким образом, тебе теперь подчиненный, хотя и старше тебя по званию.

– Это не страшно, Борис Борисович, – ответил я, оттаивая душой от недавних переживаний. – Я же остаюсь прежним «Цветком»… Да это и не важно… Вы ко мне по делу?

Я заметил в руках подполковника два листа бумаги, один исписанный наполовину, второй с каким-то рисунком.

– Да, я вот рапорт о проделанной работе принес и чертеж расположения бандитов в Кабардино-Балкарии. С воздуха ведь виднее! Чертеж меня попросил сделать майор Смурнов. Там уже третьи сутки бой идет – четыре отдельных взвода никак справиться не могут. Может, пришлешь им резерв? Если он у тебя имеется, конечно.

– Подполковник Смурнов, значит, попросил… – протянул я, поправив заодно Глуховского, назвавшего подполковника майором. – Ладно, резерв я пришлю. Или отдельный взвод, или бывшую свою роту. Эти бумаги – мне? – Я принял те две странички из рук вертолетчика.

– Бери, подошьешь в папку с авиационными рапортами. Можешь план скопировать на карту, если видишь надобность… А что это ты такой хмурый? Да еще и неприлично трезвый после назначения.

Мы остановились перед дверью моего нового кабинета, куда подполковник Глуховский, кажется, заходить не собирался.

– Борис Борисович, у меня есть очень важное дело. Я не знаю, как поступить. Хочу попросить у вас совета как у старшего и более опытного товарища, – решился я.

* * *

Борис Борисович слушал меня молча и сосредоточенно, ни разу не перебил. Он видел, с каким трудом формируются мои разрозненные мысли в связную речь. А я чувствовал, что они именно разрозненные и совсем не похожи на тот кулак, которым я перед встречей с Глуховским думал пригрозить подполковнику Смурнову. Разве что это ладонь с растопыренными пальцами. Я выкладывал все, что сумел набрать и надумать на бывшего начальника штаба, а Борис Борисович тем временем только вздыхал и теребил двумя пальцами свою нарукавную летную эмблему.

Когда я закончил, Борис Борисович, проследив за моим взглядом, отнял пальцы от своей эмблемы и потрогал мою, с летучей мышью над земным шаром.

– Мне, наверное, скоро придется менять эмблему – уже четыре года работаю с разведчиками. Но нам пока не придумали эмблему авиационного разведчика. А я ведь бывал в Москве, в вашем Главном управлении, и видел там одного человека в звании подполковника, которого случайно встретил вчера в здешнем коридоре. Он мне напомнил твоего друга пограничника из «Сигмы» – такой же рыжий. Только у пограничника волосы причесываются, а у этого не хотят. Теперь он почему-то ходит в звании капитана. Меня он, естественно, не узнал. А вот я его узнал, у меня глаз на прически наметан. – Борис Борисович погладил свою почти лысую голову. – Поговори с ним. Он