"Потом я услышал, что в нашем городе скрывается некий даи по имени Амирех Зараб, который был полностью посвящен во все тайны пришествия Махди. Я расспрашивал о нем, и один мой старший двоюродный брат, который не особенно любил шиитов, сказал мне, что даи принадлежит к секте исмаилитов и что приверженцы этой секты втайне софисты и безбожные вольнодумцы. Теперь мне было действительно интересно. Еще не достигнув двенадцати лет, я разыскал его и тут же набросился на него с вопросами. Я хотел услышать из его уст, действительно ли доктрина исмаилитов - это всего лишь прикрытие для вольнодумства, и если да, то что это означает для прихода Махди. Амирех Зараб в тоне крайней насмешки начал объяснять внешнюю доктрину исмаилитов: Али был единственным законным наследником Пророка, а сын Исмаила Мухаммед, восьмой по линии Али, когда-нибудь вернется на землю как аль-Махди. Затем он разделил волосы по поводу других шиитских сект и осудил тех, кто считал, что двенадцатый имам, который не будет из рода Али, явится верующим как аль-Махди. Все эти разборки между отдельными людьми показались мне банальными и жалкими. В них не было ни малейшего намека на тайну. Я вернулся домой неудовлетворенным. Я решил, что с этого момента не буду беспокоиться об этих доктринальных спорах и, подобно своим сверстникам, буду наслаждаться более легкодостижимыми вещами. И, возможно, мне бы это удалось, если бы через год в нашем городе не появился другой исмаилитский рефик по имени Абу Неджм Сарадж. Все еще злясь на своего предшественника за то, что он не смог открыть мне никаких тайн, я разыскал его и начал высмеивать за педантичность его учения, которое, по моим словам, было таким же нелепым, как и суннизм. Я сказал, что ни он, ни его приверженцы не знают ничего определенного о пришествии Махди и что они просто водят за нос бедных, ищущих истину верующих.

"Все время, пока я осыпала его оскорблениями, я ожидала, что он набросится на меня и выставит за дверь. Но рефик терпеливо выслушал меня. Я заметил, что на его губах играет нечто вроде довольной улыбки. Когда у меня наконец закончились слова, он сказал: "Вы с отличием прошли испытание, мой юный друг. Я предсказываю, что однажды ты станешь великим и могущественным даи. Ты достиг того момента, когда я могу открыть тебе истинную доктрину исмаилитов. Но сначала ты должен пообещать мне, что ни с кем не будешь делиться ею, пока не пройдешь инициацию". Его слова поразили меня до глубины души. Значит, моя догадка все-таки оказалась верной, и тайна существует? Я дал обещание дрожащим голосом, и он сказал мне: "Доктрина Али и Махди - это всего лишь приманка для массы верующих, которые ненавидят Багдад и почитают имя зятя Пророка. Однако тем, кто способен понять, мы объясняем, как установил халиф аль-Хаким, что Коран - это продукт замутненного мозга. Истина непознаваема. Поэтому мы ни во что не верим и не имеем ограничений в своих действиях". Меня словно ударило молнией. Пророк - человек с помутившимся мозгом? Его зять Али - идиот, раз поверил ему? А учение о пришествии Махди, это славное, полное тайн учение о приходе спасителя, просто сказка, придуманная для простых людей? Я закричал на него: "Какой смысл обманывать людей?! Он сурово посмотрел на меня. Разве вы не видите, что мы стали рабами турок?" - сказал он. И что Багдад в союзе с ними, а народ недоволен? Для них имя Али священно. Мы использовали его, чтобы объединить их против султана и халифа". Мой язык словно парализовало. Я прибежал домой, словно обезумев. Я бросился на кровать и заплакал. В последний раз в жизни. Мой волшебный мир разбился вдребезги. Я заболел. Сорок дней и ночей я висел между жизнью и смертью. Наконец лихорадка прошла. Ко мне вернулись силы. Но это был совершенно новый человек, заново пробуждающийся к жизни".

Хасан замолчал и погрузился в раздумья. Мириам, которая все это время не отрывала взгляда от его рта, спросила его: "Как получилось, ибн Саббах, что ты сразу поверил в это безбожное учение, когда предыдущий учитель полностью разочаровал тебя?"

"Позвольте мне попытаться объяснить вам. Действительно, первые даи провозгласили ряд вполне определенных "истин", но за ними я почувствовал нечто такое, что вызвало у меня подозрение. Они не удовлетворили моего любопытства, моего стремления к истине, к какому-то высшему знанию. Я пытался принять их как настоящую истину, но мое сердце отвергало их. Правда, я не сразу понял то, что говорил мне второй учитель. Но его учение поселилось в моей душе, как смутное предчувствие чего-то темного и ужасного, что когда-нибудь откроется моему пониманию. Мой разум пытался отвергнуть его, но сердце приняло его. Когда я оправился от болезни, то решил выстроить всю свою жизнь таким образом, чтобы, повзрослев, достичь такого состояния, когда утверждение рефрика не будет вызывать сомнений, или же я буду ясно осознавать его ошибочность. "Ты должен проверить, насколько верны утверждения рефрика, - сказал я себе, - в реальной жизни". Я решил изучить все, не упуская ничего из того, что было известно людям. Вскоре представилась возможность. Молодость - она такая, какая есть, и я не мог молчать об этом. Я начал обсуждать вопросы, волновавшие мой дух, со всеми, кто хотел слушать. У моего отца уже была репутация тайного шиита, и он испугался. Чтобы развеять подозрения в том, что он неверный, он отправил меня в школу в Нишапуре, которой руководил Муафик Эдин, человек, широко известный как ученый юрист и суннитский догматик. Там я познакомился с Омаром Хайямом и будущим великим визирем Низамом аль-Мулком.

"О нашем учителе мало что можно сказать. Он цитировал множество авторов и знал Коран от первой до последней суры наизусть. Но он ни на йоту не смог удовлетворить мою страсть к знаниям. Поэтому встреча с двумя моими одноклассниками была тем более сильной. Будущий визирь был родом из Туса, как и я, и нас обоих звали одинаково: Хасан ибн Али. Он был старше меня на восемь-десять лет, и его знания, особенно в области астрономии и математики, были уже весьма обширны. Но вопросы веры, поиски истины как таковой - все это не имело для него значения. Именно тогда меня впервые осенило, какие огромные пропасти существуют между людьми. Он