исповеди — великий грех и церковное преступление для лица церковного звания. Но когда Илиодор с «подельниками» стряпал свой опус, он таковым уже не являлся, а совесть и стыд — с такими моральными категориями бывший монах знаком не был.

Итак, «симпатичная, полная, упругая» запнулась, но сразу же на помощь пришел духовный наставник. «Ну, говори, все, все», — предложил я ей. «Да вот Григорий Ефимович делал со мною…» — «Нехорошее?» — «Да».

Однако установление самого факта «плохого деяния» исповедника не удовлетворило. Он, как и немалое число других современников, жаждал узнать частности, детали, весь «процесс нехорошего». Поэтому Илиодор якобы прервал разговор и предложил «упругой» прийти к нему через три дня и «рассказать все подробно». Не будем попутно комментировать нюансы сего рассказа, который совершенно противоречит исповедальной традиции, перейдем к главному, к тому, что возбуждало воображение эротоманов и тогда, и теперь, — к сцене разврата. Жалкие порнографы начала века могли отдыхать, «свидетель обвинения» рисует яркую картину, да так смачно, что можно подумать, он был соучастником.

Распутинская «жертва четвертой категории» («совокупление») безропотно пришла в келью к Илиодору через три дня. Тот поставил ее перед иконой и заставил рассказать «все, что с тобою делал Григорий».

Несчастная дрожала, бледнела, но наконец при понукании Илиодора, убеждавшего ее, что эти подробности ему нужны для разоблачения «старца», оказавшегося «бесом», Ксения начала свое повествование.

«Дело было, дорогой батюшка, на святках. «Старец» заранее предупредил А.М.Л., в доме которой, как вам известно, я ради послушания по приказанию матушки-игуменьи кое-что исполняю в домашних работах, что он придет к ней ночевать в какой-то день. Пришел. Когда настала пора спать, он и говорит А.М.: «Голубка, пошли в монастырь за Ксениею; она мне очень нужна». А.М., конечно, послала прислугу, и я, как водится, явилась, хотя мне странным показалось, почему это я в такой поздний час понадобилась».

Прервем сей жалостливый рассказ и заметим, что монахиня не могла покинуть «в поздний час» монастырь без разрешения настоятельницы. Следовательно, мать-игуменья была «в курсе», что вообще выходит за рамки всего представимого. Очевидно, эту историю сочинял какой-нибудь Амфитеатров, которому просто был неведом монастырский уклад. Однако вернемся к прерванному эротическому сценарию.

«Как только А.М. легла в постель, Григорий приказал мне раздеть его. Я раздела. Потом приказал раздеться самой; я разделась. Он лег на приготовленную кровать и говорит: «Ну, милка, ложись со мною». Я, дорогой батюшка, как и вы, считала его великим праведником, освятителем наших грешных тел и целителем, повиновалась, легла около него, а сама думала: «Господи. Что же дальше-то будет?»

Дальше было то, что и должно было быть и что Илиодор живописует со смачным удовольствием: «Он начал меня целовать, так целовать, что на моем лице не осталось ни одной точки, «старцем» не поцелованной. Целовал меня, как говорится, взасос, так, что я еле-еле не задыхалась».

Снова прервем цитирование и заметим, что, по словам автора (авторов), Распутин «пользовал» невинную монахиню, которая еще не знала, что делают голые мужчина и женщина в постели, но уже хорошо была осведомлена, как целуются «взасос».

Изнасилованная и умученная «милка» закончила свое повествование фразой юной гимназистки, покидавшей праздничный утренник: «Потом я пошла домой».

Конечно, если предположить, что этакое варево изготовлялось для зарубежного читателя, то здесь с автора и спрос невелик. Там подобное о «русских нравах» и сами сочиняли, и чужое такого же качества охотно потребляли. Самое удивительное, что этому верили и в России! «Случай с монахиней» стал одним из «аргументов», «доводом», «фактом» при характеристике «грязного Гришки». Этот эпизод распутинской биографии пересказывали журналисты, его изучали следователи ЧСК Временного правительства!

Кстати говоря, эта же Комиссия не смогла установить достоверность ни одного факта, приводимого Илиодором. Как писал следователь А. Ф. Романов, книга «была проверена документально и оказалась наполненной вымыслом, множество телеграмм, которые приводит в ней Илиодор, никогда в действительности посылаемы не были. Проверка производилась по номерам телеграмм, а кроме того, Комиссия имела в своем распоряжении не только телеграфные ленты, но даже подлинники всех посланных телеграмм».

Еще раньше, в 1914 году, легендарная Ксения дала подробные показания следователю, ведшему дело Илиодора. Эти признания под присягой сохранились до наших дней, но в то время ни одна газета их не опубликовала, хотя о «деле Ксении» трубили многие общероссийские издания.

Полное имя этой «жертвы Распутина» — Ксения Васильевна Гончаренкова, которая оказалась далеко не молодой и не «упругой», ей уже было за сорок. Из ее показаний выяснилось, что она одно время была ревностной сторонницей Илиодора в пору его пребывания в Царицыне. Самое интересное в этом документе, который так долго замалчивали, то, что Ксения видела Распутина всего дважды, издали и даже ни разу с ним не разговаривала!

История с «обольщением» приведена не только для того, чтобы читатель понял, насколько фальшиво сочинение Илиодора, но в первую очередь для того, чтобы в очередной раз охарактеризовать настроение умов в предреволюционной России. Многие люди готовы были принимать на веру любую чушь и пошлость, если они чернили власть и ее представителей. Это прекрасно понимали сочинители и распространители бредней, вышедших под именем Илиодора. Пасквиль бил не по Распутину; первая мишень совсем другая — царь и царица. Поэтому главная цель книги — опорочить венценосцев.

Александра Федоровна — основной объект шельмования. Остановимся на уже упомянутом чрезвычайно важном в данном случае сюжете: на отношениях между царицей и Распутиным, которые автор описывает, ссылаясь на рассказы «Гришки Окаянного». Еще раз подчеркнем, что в отношениях между Александрой Федоровной и Распутиным никогда не было никаких «поцелуев», «объятий», «посещений царских спален» и тому подобных эпизодов, рисующих последнюю императрицу какой-то бесстыжей эротоманкой.

Теперь рассмотрим вкратце сцену «поднятия тяжести», которую живописует Илиодор: «…я ее ношу по спальне на руках». Даже если не иметь понятия о реальном положении вещей, не быть знакомым с истинным характером отношений между указанными лицами, а лишь посмотреть на их фотографии, то сразу же станет ясно, что довольно тщедушный мужичок (Распутин) просто физически был не в состоянии не только часами (!) носить на руках столь крупную женщину, как Александра Федоровна, но вряд ли вообще мог приподнять ее. Но это, так сказать, попутные замечания.

Перейдем же к самим письмам. Важно подчеркнуть, что аутентичность приводимых в книге Илио-дора романовских посланий, и в первую очередь письма императрицы, не установлена, хотя эти тексты часто цитируют для иллюстрации пресловутого тезиса об интимных отношениях между Александрой Федоровной и сибирским крестьянином. Сам же текст воспроизводится в различных вариациях, что невольно поднимает вопрос: имеется ли в наличии подлинник?