Шрифт:
Закладка:
Итак, «весь Петербург был взбудоражен» уже в начале 1912 года. Это возбуждение в огромной степени вызывалось «надежными сведениями», которые как раз в этот период получили широкое хождение в публике. Речь идет о посланиях царицы своему «Другу», тексты которых интерпретировались как признания любящей женщины мужчине.
«Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко, легко мне тогда бывает. Тогда я желаю мне одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце. Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она — хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скорее приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Вовеки любящая тебя М.».
Даже тот, кто впервые видит вышеприведенный текст, без особого труда может догадаться, что речь идет о письме царицы своему «дорогому Григорию». В пользу этого говорит и прозрачный намек на «Аню», несомненно Вырубову, и подпись «М» — сокращенное от неофициального титулования царицы в придворном кругу: «Мама земли русской» (Николая II называли соответственно «Папа земли русской»).
Читая эти строки, невольно предполагаешь, что отношения Александры Федоровны к Распутину строились на чем-то большем, нежели только на восхищении прилежной ученицы своим духовным наставником. Однако не следует поспешно делать вывод об альковных связях. Очень многое в самом тексте говорит о том, что перед нами — ловко состряпанная фальшивка, которую тем не менее широко используют для доказательства «падения» и «вырождения» царицы. Попытаемся спокойно разобраться в этом сюжете, который представляется принципиальным для понимания и личности последней императрицы, и ее отношений с Распутиным.
Появление этого послания относится еще к дореволюционному времени, когда оно, как и письма четырех царских дочерей, имели широкое хождение «в списках». Впервые опубликован текст был в 1917 году, вскоре после Февральской революции, в скандально-сенсационной книге воспоминаний бывшего церковнослужителя, иеромонаха Илиодора. Обрисуем в общих чертах личность автора и историю данных воспоминаний, оказавших заметное влияние на разжигание «документированной» антиромановской истерии.
Имя Илиодора гремело в России в конце первого — начале второго десятилетия XX века. Это был известный проповедник, собиравший тысячные толпы верующих, беспощадно клеймивший революционеров, интеллигенцию, евреев, сановников. Отстаивая незыблемость «исконных основ самодержавия» и играя роль глашатая самых темных общественных сил, выпускник Петербургской духовной академии определенной политической программы не имел. Как показала вся его шумная и довольно скоротечная «общественная карьера», он руководствовался не принципами и глубокими убеждениями; им двигало главным образом неуемное честолюбие, жертвой которого он в конце концов и стал. Судьба этого факира на час сама по себе не была бы интересна, если бы она не высветила некоторые важные и примечательные реалии того давнего времени.
Иеромонах Илиодор родился в 1880 году, происходил из донских казаков и в миру носил имя Сергей Труфанов. В 1903 году он принял монашество и после окончания духовной академии в 1905 году поступил в Почаевскую лавру, где получил широкую известность своими антиреволюционными проповедями. В России бушевали страсти, и молодой проповедник завоевал расположение в правых кругах российского общества, был принят во влиятельных петербургских салонах и даже удостоился аудиенции у Николая II. Некоторые представители консервативных кругов увидели в нем деятеля, способного, как казалось, противопоставить свою проповедь разрушительной радикальной пропаганде.
В 1908 году его переводят в город Царицын — большой торгово-промышленный центр Саратовской губернии, где он стал заведовать архиерейским подворьем. Здесь под покровительством сочувствовавшего ему саратовского епископа Гермогена Илиодор развернул шумную проповедническую кампанию, подвергая резким нападкам и шельмованию не только революционеров, но в еще большей степени должностных лиц, в том числе и крупнейших сановников.
Особое место в своих проповедях-разоблачениях Илиодор отводил премьеру-реформатору П. А. Столыпину, преобразовательский характер деятельности которого вызывал злобу и ненависть среди немногочисленных, но влиятельных консервативных сил, не желавших никаких перемен. Факт появления Илиодора на политической сцене сам глава правительства рассматривал как симптом серьезной болезни и в феврале 1911 года писал Николаю II: «Я считаю направление проповедей Илиодора последствием слабости Синода и Церкви и доказательством отсутствия церковной дисциплины».
Демагогически обличительный тон речей Илиодора приводил толпу в экстатическое состояние. Его проповеди собирали тысячи людей. Кликуша превращался в народного героя. Постоянные выпады Илиодора против местной администрации заставили подать в отставку саратовского губернатора графа С. С. Татищева. Прибывший ему на смену в марте 1911 года П. П. Стремоухое вспоминал, как на проповедях-митингах Илиодор утверждал, что «революция в России затеяна жидами, поддержана всею интеллигенцией и продавшимися им чиновниками, губернаторами, министрами, а в особенности Столыпиным».
Эти монологи «русского Савонаролы» сопровождались театральным действом: «На дворе монастыря иеромонах соорудил картонного пятисаженного дракона — «гидру революции». По окончании проповеди он пронзал ее копьем, наподобие Георгия Победоносца, и отрубал одну голову, которая за ночь вырастала. В галерее монастыря был им повешен портрет Льва Толстого, и он требовал, чтобы все проходившие плевали на него». Немало и другого столь же выразительного непотребства устраивал этот «пламенный патриот».
Бесконечные оскорбления членов правительства и лично Столыпина не могли долго оставаться незамеченными. Илиодора несколько раз отстраняли от управления монастырем и высылали из Царицына. Но заступничество друзей, Гермогена и Распутина, некоторое время спасало его от серьезных неприятностей.
Осенью 1912 года, находясь фактически в заключении во Флорищевой пустыни (Владимирская губерния), Илиодор обратился в Синод и к поклонникам с заявлением, где отрекался от своих убеждений, просил прощения у евреев и интеллигенции и объявлял, что «оставляет христианскую религию и просит о снятии с него сана». Любитель рекламных действий,
Илиодор свое письмо в Синод, как о том сообщали газеты, «написал кровью». Следуя примеру Льва Толстого, в поношении веры был бескомпромиссен: «Я же отрекаюсь от вашего Бога. Отрекаюсь от вашей веры. Отрекаюсь от вашей церкви. Отрекаюсь от вас как от архиереев». Одновременно с этим он опубликовал в газетах письмо, уверяя, что «страдает за честь царя-батюшки».
Видевший его в тот период писатель Евгений Чириков писал: «Ничего духовного! Высокий, здоровенный, мордастый, скуластый, с маленькими острыми глазками, в больших сапогах, озорная вызывающая фигура и жесты, только рука — мягкая, холеная, женоподобная, привыкшая к
