Вот сейчас удивления среди сидящих в зале гардемаринов стало много больше. Все же класс в шесть человек — что-то экстраординарное и непривычное для остальных. У нас же шестерых, наоборот появилось некое понимание — мы с Ангелиной гении и потенциальные Повелители стихий, так что похоже нам шестерым просто подготовили специальную отдельную программу.

Ну да, ну да — об этом и Судзуки говорил, что нам с Ангелиной работать придется много и упорно, чтобы соответствовать статусу гениев и оправдывать возложенные на нас ожидания в освоении владения даром. Говорил он это, правда, в контексте участия в турнире и ожидания результата от нашей команды, но полагаю, что этот подход положен и в расчете на наше совместное обучение в небольшом по составе классе. Смысл в этом, учитывая наши с Ангелиной потенциалы, конечно есть, вот только меня не покидает ощущение что нас, как бы это выразить…

«Ощущение, что на нас немного забили, шеф», — выразила мои мысли Альбина.

Именно. А еще есть ощущение, что…

«Что все как-то через жопу», — снова без обиняков резюмировала фамильяр.

Вот да, иначе и не скажешь.

После того, как я испепелил в Йокогаме Ичиро Огасавара, как-то вдруг казавшиеся отлаженными процессы вокруг нас казаться такими перестали, и о нас не то чтобы совсем забыли, но немного подзабили, и все теперь идет не очень-то по маслу. Я ведь, в отличие от Альбины, воспитанный, и не использую грубые речевые обороты.

«Ой-ой, я сейчас смутиться должна?» — с выражением протянула Альбина.

Какая-то она в последнее время слишком человечная в общении. Очень много эмоций — причем некоторые наши разговоры в последнее время кроме этих самых эмоций никакого смысла больше и не несут. На эти мои мысли фамильяр, кстати, промолчала. Прасковья Богдановна между тем вышла из общей группы за спиной директора — причем шла она с каменным лицом.

Похоже, была в курсе назначения. Зато некоторые преподаватели и работники административного корпуса совершенно не скрывали удивления во взглядах.

Ладно, неважно. У системы образования определенно есть касающийся нас план, и она — система, его придерживается. Так что вопросы задавать стоит точно не здесь и сейчас, директор и администрация школы этот нетривиальных ход не сами придумали.

Директор, кстати, снова взял слово, обращаясь с речью уже непосредственно к нам, к поднявшимся на ноги и стоящим по разделенным на классы группам обучающихся первого курса.

—…здесь и сейчас вы находитесь у подножия лестницы, доступной благодаря дару владения всего лишь десятой доли процента населения нашего мира. Вы оказались на этой лестнице благодаря вашему праву по рождению, и только вы сами решите, как этим правом распорядиться. Мы же, преподавательский состав школы, со своей стороны сделаем все, чтобы помочь вам открыть дорогу на вершины мира и воспользоваться полученным шансом на полную.

— Где-то я такое уже слышал, — негромко пробормотал Магнуссон.

— И я, — также негромко сказал да Сильва.

— Они, похоже, по одному шаблону речи говорят, — добавила тихим шепотом Бертезен.

Гарсия тоже не промолчала, но она просто выругалась на испанском, явно выражая удивление происходящим. Когда я обернулся к ней, подняв брови в демонстрации удивления, смуглая девушка задорно мне подмигнула. Это не укрылось от Ангелины, причем голубые глаза прекрасного видения коротко блеснули.

«Шеф, а я вам говорила, что есть проблема и ее надо решать», — не осталась в стороне от происходящего Альбина.

Директор между тем речь наконец закончил, после чего раздалось несколько хлопков, которые перешли в скромные и непродолжительные аплодисменты.

Собравшиеся совершено не демонстрировали особого энтузиазма, и я вдруг понял, почему. В узком составе нашей команды привык, что я лишь один проклятый даром — а здесь ведь, в этом зале, таких немало. Вот у одной девушки вижу браслеты на руках, у второй, у третьей… та самая девушка с синими хвостиками, второй курс судя по нашивкам, тоже с браслетами. Еще несколько дней и все мы снимем их, после чего наденем маски, и толпа на входе в школу будет в намордниках Цербера. Проклятый дар — это не игрушки, и совладать с ним может только…

«Десять процентов от общего количества», — напомнила Альбина как раз в тот момент, когда я об этом подумал.

Наверняка это не афишируется, но все проклятые что-то, да знают. Или предполагают, особенно наблюдая отсев обучающихся к старшим курсам. Так что большинство присутствующих здесь проклятых совершенно четко понимают, что не в сказку попали, поэтому и висит в воздухе напряжение. Конечно, не все здесь с проклятым даром, но их количество немалое, и немалое количество присутствующих до конца обучения не дойдет. Или дар будет элиминирован, или…

«Или его носитель будет элиминирован», — закончила за меня Альбина.

Да, чудесными годы обучения под крышей нашего образовательного заведения здесь точно не являются — ведь еще и психологический пресс наверняка чем дальше, тем сильнее. Если первые курсы больше сосредоточены на получении базы знаний, то последние — на том, чтобы проверить крепость резьбы у собравшихся в резервации проклятых. И неудивительно что такая тяжелая атмосфера здесь уже в первый учебный день.

Об этом обо всем я думал, медленно двигаясь в толпе остальных первокурсников (первокурсниц в основном), когда по жесту директора все классы во главе мастерами двинулись на выход. Чуть больше полусотни человек. Интересно, сколько среди остальных проклятых даром. Ладно, маски когда все наденут, увидим.

Покинув большой зал собраний, мы поначалу двигались в толпе с остальными классами по коридорам школы, но постепенно группы расходились по сторонам. Вскоре остался только наш небольшой состав, и сейчас мы следом за Прасковьей Богдановной поднимались по лестнице на третий, как понимаю административный этаж.

Прасковья Богдановна шла первой, и я невольно обратил внимание на ее привлекающие внимание нижние… сто, если навскидку, прямо вариант Дженнифер Лопес. Не только я, кстати, обратил внимание на ее маячащие перед взором нижние параметры — рядом звучно раздался звук лязгнувшей челюсти. Это Гарсия подловила момент и легонько ткнула пальцами под подбородок да Сильве, заметив его открытый рот. Судя по реакции, получилось — вот так с громким лязгом зубов, неожиданно для обоих. Но более неожиданным для меня оказалось то, что поднимающаяся по лестнице Прасковья Богдановна от резкого звука едва заметно вздрогнула. При этом она не обернулась, а я ощутил от нее самый настоящий испуг.

Она нас боится? Додумать не успел — лестница кончилась, мы поднялись на третий этаж и прошли по пустому коридору.

«Заместитель директора по экономике и финансам Прасковья Богдановна Стасюк», — гласила табличка на двери, в которую мы по одному и зашли. Когда я проходил мимо пропускающей нас в небольшой кабинет Прасковьи Богдановны, увидел как бьется жилка у нее на виске. Вдруг понял, что взгляд у нее — как у затравленного зверя, и ощутимо почувствовал ее липкий страх.

Надо же, она меня — именно меня, боится. Похоже, серьезно опасается мести с моей стороны. Вот это поворот, ничего себе! Весьма забавная коллизия — я-то опасался, что Прасковья Богдановна после своего полета со второго этажа в клумбу будет мне мелко пакостить в силу служебного положения. Она же наоборот боится меня как огня, и ее состояние сейчас близко к панике.

В принципе, логично — у меня с головой не все в порядке, и, когда мне браслеты-негаторы снимут, я же могу ее превратить в кучку пепла, оправдавшись после неустойчивым психическим состоянием. Тем более я владеющий даром и, в отличие от нее — обычного человека, обладаю сословными привилегиями.

Из-за коридорного существования с момента появления в этом мире я не выходил в большой мир, и некоторые вещи мерил своими старыми воспоминаниями. Но привычные нормы уголовного права моего мира здесь — в сословном обществе, неприменимы.

Из-за того, что мысли-сравнения сословного общества у меня всегда шли рука об руку с воспоминаниями о старой жизни, Альбина в эти моменты отключалась. И я как-то не акцентировал внимание, что охарактеризовать местное положение дел в отношениях сословий можно не иначе как «беспредел». Только сейчас примерил на себя реальность и понял, что если я Прасковью Богдановну убью, мне за это — если я хоть чуть-чуть озабочусь поиском оправданий, серьезного наказания не последует.

Вернее, наказание может и будет — если ситуацию начнут качать условные оппоненты из высокого сословия, используя произошедшее для нанесения мне репутационных или материальных издержек. Но жизнь обычного человека все равно в этом во всем вторична, а Прасковья Богдановна даром не обладает, поэтому