шалман,

Пари, душа!

Лопайтесь, подтяжки!

Работяга не спеша

Пьёт портвейн из чашки.

— Все грешны на свой фасон,

Душу всем изранили!

Но уж если ты мезон,

То живи в Израиле!..

Ну, шалман!

Ликуй, душа!

Света! Света! Светочка!

До чего же хороша,

Как в бутылке веточка!

Света пиво подает

И смеётся тоненько.

Три — пустые — достаёт

Света из-под столика.

— Это, Света, на расчёт,

И вперёд — в начало!..

Работяга, старый чёрт,

Машет ручкой:

— Чао!..

Вот он встал, кудлатый чёрт,

Пальцами шаманя.

Уваженье и почёт

Здесь ему, в шалмане!

3

Он, подлец, — мудрец и стоик,

Он прекрасен во хмелю!

Вот он сел за крайний столик

К одинокому хмырю.

— Вы, прошу простить, партейный?

Подтвердите головой!..

Хмырь кивает.

Работяга улыбается:

— Так и знал, что вы партейный.

Но заходите в питейный —

И по линии идейной

Получаетесь как свой!

Эй, начальство!

Света, брызни!

Дай поярче колорит!..

— Наблюдение из жизни! —

Работяга говорит.

И, окинув взглядом тесный

Зал на сто семнадцать душ,

Он, уже почти что трезвый,

Вдруг понёс такую чушь!..

4

— На троллейбусной остановке

Все толпятся у самой бровки,

И невесело, как в столовке,

На троллейбусной остановке.

Хоть и улица — а накурено,

И похожи все на Никулина —

Ну, того, что из цирка, клоуна, —

Так же держатся люди скованно.

Но попробуй у них спроси:

«Где тут очередь на такси?!»

А где очередь на такси,

Там одни «пардон» и «мерси».

Там грузины стоят с корзинками

И евреи стоят с грузинками,

И глядят они вслед хитро

Тем, кто ехать решил в метро.

И вдогонку шипят: «Ай-вай!..»

Тем, кто топает на трамвай.

А трамвайная остановка —

Там особая обстановка:

«Эй, ты — в брючках, пшено, дешёвка,

Ты отчаливай, не форси!

Тут трамвайная остановка,

А не очередь на такси!..»

И, платком заместо флага

Сложный выразив сюжет,

Наш прелестный работяга

Вдруг пропел такой куплет:

— А по шоссе, на Калуги и Луги,

В дачные царства, в казённый уют,

Мчатся в машинах народные слуги,

Мчатся — и грязью народ обдают!..

5

У хмыря — лицо, как тесто,

И трясётся голова.

Но приятный гром оркестра

Заглушил его слова.

Был оркестр из настоящих

Трёх евреев, первый сорт!

А теперь упрятан в ящик

Под названием «Аккорд».

И ведёт хозяйство это

Ослепительная Света.

И пускает, в цвет моменту,

Отобрав из сотни лент,

Соответственную ленту

В соответственный момент.

Вот сперва завыли трубы:

Всё, мол, в жизни трын-трава!..

У хмыря трясутся губы

И трясётся голова.

Вот — поддал ударник жару,

Показал, бродяга, класс!

А уж после — под гитару

Произнёс нахальный бас:

— Доля, доля, злая доля,

Протрубила б ты отбой!

Сверху небо, снизу поле,

Посерёдке — мы с тобой.

Мы с тобою посерёдке,

Ты — невеста,

Я — жених.

Нам на личность по селёдке

И пол-литра на двоих.

Мы культурно свет не застим.

Взять судьбу не можем в толк.

И поёт нам: «С новым счастьем!»

Наш парторг — тамбовский волк.

Он поёт — один в гордыне.

Как свидетель на суде:

«С новым счастьем, молодые,

И с успехами в труде!..

И чтоб первенец затукал,

Как положено в семье,

Вам партком отводит угол

В обще…»

…Тут, увы, заело ленту —

Отслужила, видно, срок.

Но, опять же в цвет моменту,

Грянул бойкий тенорок:

— Чтобы очи мои повылазили,

Чтоб не видеть мне белого дня!

Напридумали Лазари лазеры

И стараются кончить меня!..

И шалман зашёлся смехом,

Загудел, завыл шалман.

И, частушке вторя эхом,

Об стакан гремит стакан.

6

Света, Света, добрый друг, —

Что же ты замолкла вдруг?

Где твой Лазарь, где твой милый,

Завбуфетом в цвете лет?!

Он убит — и взят могилой,

Как сказал один поэт.

Брал он скромно, брал по праву,

Брал не с верхом, а в очко:

Было — заму,

Было — заву,

Было всем на молочко…

Уносите, дети, ноги,

Не ходите, дети, в лес —

В том лесу живет в берлоге

Лютый зверь — Обэхаэс![7]..

Всем влепили мелочишку,

Всё равно что за прогул.

Только Лазарь принял «вышку»,

Даже глазом не моргнул…

Точно так же, как когда-то

Не моргнул и глазом он,

Когда гнал его, солдата,

Дезертир из школы вон —

Мол, не так он учит деток,

Подозрительный еврей,

Мол, не славит пятилеток,

А долдонит про царей.

Заседанье педсовета

Подвело всему итог…

С ним ушла тогда и Света —

Физкультурный педагог.

Что ты, что ты, что ты, что ты,

Что ты видишь сквозь туман?

Как мотались без работы?

Как устроились в шалман?

Как, без голоса, кричала