Зоя вздрагивает. Про их отношения никто не знает. Можно попробовать отпереться. Она решает так и сделать.

— Нет?

— Это вопрос? Интонация вопросительная.

— Это не вопрос.

— То есть я так должна понимать, что ты с ним не встречаешься. И у вас нет романтических отношений.

— Я не говорю, что это так. Я говорю, что это типа так.

— Я хотела бы более точно представлять, что у вас происходит с Уиллом, — упорствует Беата. — Поэтому повторю вопрос. Какие у тебя отношения с отцом моего сына?

— Пока рано об этом судить, — выкручивается Зоя. — Мы еще ничего не решили.

— Ты с ним спишь?

— Это не твое собачье дело, Беата. — Зоя повышает голос.

— Это мое собачье дело, — возражает Беата. — Оскару что, и так мало проблем?

Джуди стучит по оконному стеклу и жестом просит их вернуться в дом.

— А кто в этих проблемах виноват? — спрашивает Зоя. — Не я и не Уилл. Ты сама устроила себе эту головную боль, когда не сказала Уиллу о рождении сына. Если что-то не так, сама теперь и расхлебывай.

— Что тут у вас такое? — спрашивает, подходя к ним, Элоиза. — Беата, гости ждут. Твоя тетя волнуется.

— Зоя спит с Уиллом.

Элоиза охает:

— Как это некстати.

— Ну, сплю, и что? — огрызается Зоя. — Кто вы, чтобы меня судить?

— Если бы тебя волновало будущее Оскара, ты не стала бы встречаться с Уиллом, — заявляет Беата.

— Беата, ты вообще ни черта не понимаешь. Мы с Уиллом ответственно подошли к этому вопросу. Мы решили подождать, убедиться в серьезности своих намерений, а уже потом, если понадобится, сообщить Оскару; и уж если кто способен понять такой подход, так это ты.

— Ладно, девушки, — говорит Элоиза, — давайте-ка остынем.

— Я и так была совершенно спокойна, пока не явилась твоя невеста и не начала бросаться обвинениями, — негодует Зоя. — В сущности, Беата, дела обстоят так: ты соврала сыну про его отца, потом соврала про свои отношения с Элоизой — и в результате лишилась его доверия. Я так поступать не намерена. Я в самом начале отношений с отцом Оскара, хотя знаю его и уважаю еще со студенческих времен, и если мы поймем, что дело серьезно, сядем с Оскаром рядом и объясним ему, что к чему. А к тебе все это не будет иметь ни малейшего касательства.

— Зоя! Беата! — Джуди выскакивает из дома, голос звенит и срывается. — Время произносить речь! И садиться за стол! Заходите, присоединяйтесь к гостям! Элоиза, войди, пожалуйста, вместе с Беатой.

Элоиза берет Беату под руку, они уходят в дом. Элоиза закрывает за ними дверь.

— Ты что тут вытворяешь? — спрашивает Джуди. — Тебя что, нельзя попросить хотя бы на пять минут забыть о себе? Да боже мой, ты же взрослая женщина. Пора поумнеть.

— Она первая начала. — Слова вылетают непроизвольно, она не успевает сообразить, что уподобляется капризному подростку.

— Плевать мне, кто начал. Ты всем праздник испортишь. Не собираюсь я разбираться, чем ты расстроила Беату. Это не мое дело. Мое дело — чтобы вечер прошел удачно. Так что живо улыбнулась и в дом. И только попробуй устроить еще одну сцену — уж я тебе тогда покажу!

Джуди поворачивается на каблуках и удаляется.

Зоя идет следом, задерживается у бара, чтобы заново наполнить бокал. Ну и дела. Могла бы и предугадать, что долго их с Уиллом отношения тайной не останутся, но кто мог ждать такого взрыва? Теперь Оскар, разумеется, обо всем узнает, тоже как-то отреагирует — как, непонятно. Хотя, может, оно и к лучшему. Может, самое время им обоим серьезно задуматься, готовы ли они вместе идти на риск.

Ей совсем не хочется улыбаться. Не хочется быть девочкой-паинькой. Уже была, на всю жизнь хватит. Мама права, она взрослая женщина. Сама решает, как ей быть. А если решение вызовет скандал — ну и ладно. Надоело всех умиротворять.

Она входит в гостиную, чувствует на себе испепеляющий материнский взгляд и подходит к Беате.

— За Уилла говорить не могу, — произносит она негромко, — но мне он небезразличен, и я имею право на собственное счастье, даже если другим это доставляет неудобства. Я понимаю: ты настаиваешь, чтобы мы перестали встречаться. Этого не будет. Не будет, потому что я этого не хочу.

ГЛАВА 24

Марианна

Марианна терпеть не может предсвадебные девичники. Смотрины младенцев тоже, но хуже девичников вообще ничего не бывает: дурацкие игры, игриво-эротические подарочки, которые всех вгоняют в краску, постоянное вранье. Вранье она ненавидит сильнее прочего. Будущая невеста врет, какие у нее изумительные отношения, замужние женщины врут, как невесте повезло, что она выходит замуж, и все тщательно прячут друг от друга правду, которая состоит в том, что брак не имеет и никогда не будет иметь ни малейшего отношения к женскому счастью. То, что свое порабощение они еще и празднуют, напяливая бумажные колпаки с бантиками, — это уже ни в какие ворота. С точки зрения Марианны, тот факт, что в брак вступают две женщины, ничего не меняет. Еще одно доказательство того, что патриархат сумел просочиться даже в самые нестандартно-феминистские человеческие отношения — в единственные, где мужчинам вообще нет никакого места.

Когда она выходила за Девлина, обошлось без этой белиберды, потому что она никому не сказала про их планы. Не хотела всякой дурацкой возни. Ей хотелось, чтобы у нее была простая, скромная, управляемая, уютная свадьба без всяких дурацких семейных затей. В самой глубине души она иногда гадает, не могла ли случайно испортить свою свадебную карму тем, что вступила в брак, даже и не кивнув миру духов. Какая, впрочем, разница. Брак в прошлом, быть ей одинокой вовеки.

Ее, в принципе, устроила бы такая судьба. Ездила бы с подружками в отпуск, сворачивала горы на работе, растила детей, волонтёрила, зная при этом, что живет лучшей жизнью, какая ей доступна. Но теперь, из-за Тима Карвера, ее ждет кое-что похуже синдрома потенциальной упущенной выгоды. Вместо этого ее будет терзать уверенность в упущенной выгоде, потому что ей точно известно: существует порядочный, очаровательный одинокий мужчина, именно такой, в какого она с радостью бы влюбилась, — но он не желает вступать с ней в отношения.

— Ты как, радость моя? — интересуется тетя Джуди. — Слышала, у тебя отличная новая работа!

— Не совсем. Если честно, работа гнусная. Похоже, я продала душу и репутацию и втюхиваю псевдонауку доверчивым женщинам. Да, и еще одежду. Одежду я тоже втюхиваю.

— Ну,