Вслед за Денисом извинились и все остальные. Вита стыдливо прятала глаза, Витя заявил, что он не поверил ни на секунду в то, что она предатель, а Сенька по-дружески хлопнул ее по плечу:

– Извини. Ты – молоток, не то что некоторые, – Сенька скосил глаза на Виталика.

– Прости, – с деланной улыбкой проворковал Света, и Ира прекрасно видела, что искренности в её словах ни на грош. – Мы же не знали. Если б ты сказала… да, девочки?

– Извини, – мрачно буркнул Виталик, глядя себе под ноги. Затем все разошлись по палатам.

35

– Ну и как прошёл костёр? – заинтересованно спросила Антонина Иннокентьевна, откладывая на тумбочку очередной номер «Юности».

Ира пожала плечами. Рассказывать воспитателю о том, что и у самой до сих пор в голове никак не укладывалось, не тянуло. Хотелось самой всё сначала обдумать.

– Павлик, поди, выступал?

Ира кивнула.

– Кто ж ещё? Он у нас краснобай.

Ире показалось, что Антонина Иннокентьевна сказала это, как плюнула, недобро, с презрением.

– А песни были? – и Антонина Иннокентьевна, безжалостно фальшивя, пропела: – Взвейтесь кострами, синие ночи, мы – пионеры, дети рабочих…

Ира покачала головой.

– Да? А что так? Всегда поют… То-то, я смотрю, рановато вы вернулись. А я сейчас такую повесть читаю! Для детей, вернее, подростков, но так интересно! «Милый Эп» называется, не читала?

Ира снова покачала головой. После всех потрясений она чувствовала себя опустошённой и оглушенной, так что никаких слов не находилось. Вадим своим признанием ошарашил её. До сих пор не верилось, что он прилюдно сознался в таком позорном поступке и вступился за неё. Даже сейчас стоило вспомнить, как он смотрел на неё в упор, когда рассказывал про карты, – и к шее, к щекам приливала горячая волна. И сердце ухало и падало куда-то вниз.

Но весь этот горячий трепет вмиг остужала мысль о Павлике. Казалось невероятным, абсолютно абсурдным то, что Павлик мог поступить вот так. Да она бы в жизни не поверила в это. И всё еще в голове не укладывалось. Да и как можно в это поверить, когда он – такой замечательный, открытый, добрый, отзывчивый? Когда он – единственный, кто тебя понимает и поддерживает, единственный, кому ты доверяешь настолько, что открываешь перед ним всю душу нараспашку? А оказывается, он лишь притворялся и пользовался...

Ира сдавленно выдохнула, чувствуя, как внутри всё судорожно сжалось.

Забыть бы всё как сон дурной, но разве такое забывается? Может, только через много-много лет.

Она расставила раскладушку, расстелила постель и лишь тогда обратила внимание, что всё это время Антонина Иннокентьевна что-то ей говорила. Вернее, рассказывала, иначе бы, наверное, заметила, что Ира её совсем не слушает.

– … и она на него очень положительно влияет.

– Кто? – оторвалась от своих мыслей Ира.

– Ну как кто? Валя же! Снегирёва. Она же его и по английскому подтянула, и убедила, что восемь классов и ПТУ – не для него. Что надо учиться дальше.

Ира не стала спрашивать, кто такая Валя Снегирёвана и на кого она повлияла, а просто закрыла глаза и попыталась уснуть. Но как уснуть, когда внутри тебя настоящее стихийное бедствие? Когда бросает то в жар, то в холод, когда то трясёт, то захлёстывает? И от всех этих мыслей голова гудит, не умолкая.

Сквозь этот гул доносился сбивчивый рассказ Антонины Иннокентьевны:

– И вот сейчас самое интересное! Он её случайно увидел с другим, с мотоциклистом, с Толиком-Явой. Эта такая кличка у него. Заревновал пацанчик, конечно... Неизвестно, что теперь будет? А тебе свет сильно мешает? Я дочитаю, ладно? А то ни за что не усну.

Наконец, воспитатель замолчала. Ира отвернулась к стене, приказывая себе ни о чём не думать, отключиться и поскорее заснуть. Ведь и вчера полночи не спала, и в тихий час слушала пересказ очередной повести из журнала, и устала за день так, что ноги отнимаются.

Но едва накатила дрёма, как из коридора послышался шум: стук, топот, крики, потом хлопнула дверь. Антонина Иннокентьевна вскочила и выбежала в коридор. Потом раздался голос Дениса, резкий, обрывистый, громкий, и всё стихло.

Спустя пару минут вернулась Антонина Иннокентьевна.

– Совсем уже докатились! – воскликнула она нервно. – Всей оравой бьют одного! Это ж малолетние бандиты какие-то! Это хорошо ещё они Дениса слушаются, а то бы…

Что бы случилось, если б не Денис, она не стала уточнять, но всем своим видом показала, что их ждала бы катастрофа.

А наутро у Виталика под глазом налился синяк, а нижняя губа заметно распухла. На линейке он прятался за спинами, а в столовой, как только Денис отворачивался, в него сыпались насмешки и колкости.

Наверное, одна Ира не трогала Виталика. Честно говоря, ей и дела до него не было. Её занимало совсем другое...

Она, сначала робко, украдкой поглядывала туда, где завтракал первый отряд, потом стала смотреть в их сторону в открытую.

Казалось, что за столом сидели совсем другие люди. Обычно весёлые, смешливые, шумные, в это утро ребята, все как один, понуро ковырались в тарелках, не поднимая глаз. Павлика не было, с ними сидела их воспитатель.

Но главное – среди них Ира не находила Вадима. Был ли он на зарядке и линейке, она не знала – в сутолоке, пока строились и расходились, разглядеть было трудно. Да Ира и не выискивала его особо, стыдилась. Знала, что всё равно увидит его за завтраком. Но... не увидела.

Внутри сразу закопошилась тревога. А ещё нестерпимо захотелось отыскать его. От одной мысли, что больше никогда они не встретятся, в груди всё болезненно сжималось.

После завтрака Ира обошла весь лагерь, покрутилась возле корпуса первого отряда, надеясь там обнаружить Вадима. Тут уж не до стыда. Встретиться бы напоследок, хоть раз! Но его нигде не было. И отъезд уж совсем скоро. И спросить не у кого…

– Ириша!

Ира оглянулась – по тропинке семенила Антонина Иннокентьевна.

– Ты что тут ходишь? Ты сдала книгу в библиотеку?

– Да, ещё вчера.

– Хорошо, ну беги на склад за вещами и в корпус.

Антонина Иннокентьевна, с тех пор, как Ира к ней перебралась, совсем по-другому стала с ней разговаривать. Теплее, почти как к родной.

Забрав свой чемодан со склада, Ира поплелась