Шрифт:
Закладка:
Иногда из кабинета вылетал сотрудник и бесшумно проносился мимо, почтительно раскланиваясь с Цыпиным. Раза два мы сворачивали. Куда все-таки ведет меня ответственный секретарь? Надо все хорошенько запомнить, а то заблужусь на обратном пути.
«ОТДЕЛ ИНФОРМАЦИИ», — торопливо прочитал я на двери и вслед за Цыпиным вступил в просторную комнату, где над столами с пишущими машинками, грудами бумаг склонилось с полдюжины сотрудников — кто в пальто, с папиросой. Стучали клавиши, скрипели перья. В кресле, возле трех телефонных аппаратов, сидел высокий худощавый мужчина и просматривал длинные полосы серой, еще влажной, отпечатанной типографским способом бумаги. Он поднялся нам навстречу и устремил на Цыпина бесстрастный и почтительный взгляд.
— Наум Яковлевич, — своим властным, энергичным голосом сказал Цыпин, — познакомьтесь: это молодой писатель Авдеев. Мы сейчас издаем его первую книгу. Он бывший беспризорник… способный человек. Будет работать у вас в отделе. Дайте ему задание. И вообще поручаю его вам.
Ничто не отразилось на продолговатом, веснушчатом лице Лифшица. Его редеющие рыжие, как мочало, волосы были безукоризненно расчесаны на пробор. Песочный, в желтую искру костюм отлично сидел на длинной прямой фигуре и не имел ни одной пушинки, ни одной мятой складочки.
— Слушаю, — сказал он.
Сотрудники отдела информации окинули меня внимательным взглядом. Вновь заскрежетала передвигаемая каретка машинки, залязгали ножницы — кто-то вырезал заметку из газеты, — заскрипели перья. Между столами началось хождение, зазвонил телефон. Здесь мне придется работать? Тесновато, накурено, шумно. Ладно. Потерпим для начала. Авось потом переведут в кабинетик попросторней. Но кем же я здесь буду?
Когда Цыпин ушел, Лифшиц, подумав не больше минуты, ровным тоном сказал мне:
— Вот вам первое задание. Видели новый светофор на Пушкинской площади? Да лучше подойдите сюда к окну: вон он висит. Разглядели? Изобретатель — инженер-транспортник Потапов. Запишите адрес учреждения, где он работает. Знаете, как доехать? Это район Чистых прудов. Поговорите с ним и дайте нам информацию на двадцать строк.
Коленки мои ослабли, будто из них вынули кости. Что-о? Постой, постой, дай сообразить. Да не ослышался ли я? Быть того не может. Ну… вот уж чего не ожидал, того не ожидал!
Мне, п и с а т е л ю, собирать сведения о будничной текучке? Если бы меня ударили по голове письменным столом, за которым сидел заведующий отделом, я бы не был так обескуражен. Видимо, Лифшиц прочитал на моем лице что-то несуразное, спросил:
— Вы поняли задание?
Я до того был ошеломлен, сбит с толку, подавлен, что растерял все слова. Что-то буркнув Лифшицу, я вышел из отдела, сбежал вниз по лестнице.
«Заметка в двадцать строк, когда я пишу целые повести! — возбужденно думал я. — За этим и в «Известия» позвали? Да тут любой школьник справится. Уму непостижимо. Предлагать такие семечки… кому? Мне! Мне! Виктору Авдееву! Э, нет! На побегушках в газете я быть не согласен. Не на того напали… Все-таки не пойму, в чем дело? Почему мне поручили такую мелочь?»
Осеннее солнце напоминало яичный белок, немощный свет его сеялся на Пушкинскую площадь с громыхавшим трамваем, на подсохшую булыжную мостовую, Я медленно брел к бронзовому кучерявому властителю дум, снисходительно с высоты пьедестала взиравшему на суетливую толпу у своих ног, и все размышлял над тем, что стряслось.
«Значит, с газетой покончено? Безусловно. Двух мнений тут быть не может. Еще не приступил к работе и… да-а. Положеньице».
Шагов двадцать спустя неуверенно подумал:
«А может, пойти? — И сразу сам же возмутился: — Это мне-то, автору «Карапета»? К чертовой матери!»
Кстати, вот и злополучный светофор. Случайно я к нему подошел или гонимый желанием хоть разок глянуть на причину своего унижения? Висел новый светофор здесь совсем недавно и представлял из себя фонарь с круглыми, дисковыми сторонами и горевшей внутри электрической лампочкой. Каждый из дисков был разделен на четыре неравные части и выкрашен в разные цвета. По кругу двигалась механическая стрелка. Когда стрелка переходила на широкое зеленое поле, от Тверского бульвара вырывался поток машин и бешено несся вниз к Петровским воротам, торопясь проскочить площадь. Но вот стрелка равнодушно касалась узкого желтого поля — автомобили, трамвай судорожно вздрагивали и замирали; зато с другой стороны, по улице Горького, готовился ринуться новый поток. При таком обслуживании милиционер-регулировщик не требовался.
«Идти? Не идти? Ведь это насмешка надо мной… над всем Оргкомитетом писателей!»
Я пересек площадь и стал смотреть на светофор от Страстного монастыря, где, ожидая пропуска, стоял трамвай и скопилось несколько автомобилей с невыключенными моторами, как бы дрожавшими от нетерпения.
«Обожди. А что, если «Известия» хотят меня проверить? Кто такой Лифшиц? Газетный чиновник. Откуда ему знать, как я пишу? Всех на свой аршин меряет. Сделать, что ли, для них заметку? Да, но не зазорно ли это для меня? Вскрываю пласты человеческой психологии, а тут жестянку подсунули! Опять-таки, неудобно подводить Цыпина: директор издательства! Вот запятая, мать пресвятая!»
Минут десять я еще стоял, глядя то на менявший сигналы светофор, то на скопившиеся автомобили, густую толпу пешеходов, и вдруг решил:
«Э, ладно! Соглашусь. Блесну мастерством. Один разок. А уж потом потребую работу по плечу. Да они и сами поймут. Ну, счастье Лифшица, что у них в «Известиях» такой ответственный секретарь, а то бы помахал им хвостом — и адью, вуаля! Только бы они меня, детки, и видели!»
Я не сомневался, что легко справлюсь с заданием.
Кстати, тут до этого светофорщика и добираться легко: на «Аннушке» — как ласково называли москвичи трамвай «А» — вдоль устланного рыже-пестрой листвой кольца бульваров.
В переулке у Чистых прудов я отыскал учреждение, в котором работал инженер-изобретатель Потапов. Свое пальто я застегнул на все пуговицы вплоть до горла, чтобы скрыть грязный воротничок рубахи, а левую руку как бы случайно глубоко засунул в карман: конец левого рукава у меня сильно протерся, и я его всегда старался спрятать.
Мне следовало бы пройти в комнату, где сидел Потапов; я решил, что неловко мешать людям. Его вызвали в приемную.
— Я корреспондент «Известий», — сказал я и почему-то важно надулся: наверно, боялся, что он мне не поверит.
Инженер, с глубоко посаженными глазами, похожими на две черных икринки, с неровным пробором ежистых волос на лысоватой голове, вид имел замкнуто-гордый.
