Шрифт:
Закладка:
Я испугался низкого мужского голоса, так неожиданно прозвучавшего в этой комнате.
– Почему ты встала, Шарлотта? – спросил он. Насколько я мог слышать, голос раздался со стороны кровати.
Сначала я изумился и задал сам себе вопрос о том, что здесь может делать мужчина… но на этот раз наивность отступила раньше, чем обычно, и оставила яркий образ того, что именно он здесь делал, пока я валялся в лесу.
– У меня на душе тяжело, – призналась Шарлотта, не отворачиваясь от зеркала.
– Опять те же мысли? – мужчина потянулся и, судя по скрипу, сел на кровати. Я его не видел.
– Я смотрю на себя и не понимаю, как такое может быть… вот я, а вот человек-отражение. И мне по-прежнему кажется, что это разные люди, – ответила девушка надрывным от отчаяния голосом. – Я ведь не могла так поступать, так подло и лицемерно… Это не я!
– Тебе вынуждают обстоятельства, ты ни в чем не виновата, – успокоил ее мужчина. – Твой отец, общество… твое положение.
– Знаю, но ведь они не решали за меня. Я… я совсем обессилила! Еще немного и я потеряю власть над собой, над обстоятельствами… уйду, убегу, и больше никогда, никогда!… – она не договорила, утихла, то ли подавленная собственными эмоциями, то ли успокоенная объятиями мужчины.
Я слышал, как шуршит халат под его руками. Слышал, и позорно бездействовал. Возможно, все из-за шока, возможно потому, что затаиться и подслушивать было для меня естественнее, чем лезть с кулаками.
– Я не могу больше так!… – вновь воскликнула девушка. – У меня нет чести, но совесть пока еще осталась. Обманывать этого несчастного? Он ходит за мной по пятам собакой, улыбается, что-то там себе думает… а я рядом с ним вся дрожу, мне страшно! Он не человек… пытался менять поцеловать… у него зубы острые, как бритвы! Я порезала язык, случайно коснувшись резцов… нет, это безумие! Нельзя так, нельзя… надо прекращать, пока не дошло до большего!
– И не дойдет, – твердо отрезал мужчина. – Ты не говорила о том, что этот выродок отважился лезть к тебе!
– Почти два месяца, как он меня под ручку водит и задаривает дорогущими украшениями, удивительно, как он еще не требует от меня всего… Хотя он не потребует. Он такой ребенок! Просто щенок… ласковый, глупый щенок, которого Фиар дрессирует для свой сцены. А я что же? Я еще и обманываю его, топлю его в этом болоте «высшего света», вожу по салонам, как нового породистого грифона, лишь бы в газетах написали о том, что дочь городского судьи теперь с актером, а не с разорившимся дворянином… использую его, как последняя дрянь!
– Отец лишил тебя содержания, узнав, что ты связалась со мной, тебе необходимо было вернуть расположение старого сумасброда, пойти на поводу… это он вынудил тебя на поддельные отношения со знаменитой игрушкой общества. Ты ни в чем не виновата, Шарлотта, и ты можешь прекратить это в любой момент, оставшись совершенно чистой.
– Я так и сделаю! – решительно воскликнула девушка. – Как только встретимся, я все ему скажу…скажу, чтобы он ни на что не надеялся, верну жемчуга!… Хотя, кажется, я потеряла это ожерелье на празднике… так что не верну.
– Если хочешь, я сам ему все скажу.
– Нет, он… его лучше не злить, поверь. Он только кажется безобидным, но я сама видела, как он однажды поднял карету, чтобы помочь вытянуть застрявшее в яме колесо, и что он сделал с Сольеро в драке! Бедняга чуть не умер после такого удара! Я не хочу, чтобы он озверел и убил тебя! Иногда он совершенно собой не управляет.
Пока продолжался разговор, я успел опомнится, превратился в крысу и стал аккуратно взбираться по шторе к открытой форточке. Забравшись на достаточную высоту, я выпрыгнул на улицу, в прыжке стал птицей и что было сил забил крыльями, стараясь улететь подальше от дома Шарлотты.
Спустившись в один из тупиков, я обернулся собой и, не думая ни о чем, медленно пошел, куда глаза глядят. Инстинктивно обходя людей и держась подальше от дороги для лошадей и повозок, я бродил по улицам, совершенно ничего не понимая и не желая думать.
Часы сменяли друг друга, я не помню точно, где был и кого встретил, все слилось в одну долгую белую от снега улицу и шаги, один за другим. Так продолжалось пока не стемнело и мне на глаза вдруг не попалась яркая, увешанная праздничными гирляндами бакалейная. Не помню, как я к ней вышел, но я как будто очнулся ото сна, когда передо мной очутилась украшенная яркая витрина, сквозь которую в холодные серые улицы проникала частица противоположного мира – образ теплого уютного помещения, где за отдельными столиками в полумраке свечей люди отдыхали от забот.
Приглушенный свет из витрины падал прямо на меня, мир вокруг постепенно оттаял и ожил, наполнился запахами: ваниль, корица, шоколад…
Не думая ни о чем, я зашел внутрь.
Когда я оказался внутри, все посетители уставились на меня, даже слуги остановились. Я подошел к одному из них и спросил, нет ли сейчас в бакалейной хозяина. К моему удивлению, Костаф Деноре был на месте, и мне можно было к нему зайти.
– Хммм… что-то знакомое, или мне только кажется? – когда я зашел в кабинет, кондитер кинул на меня короткий взгляд и его усы искривились от ухмылки. – Чего тебе нужно, чудовище?
– Я хотел бы снова попроситься на работу. На этот раз на постоянную.
– Ты!?… – Костаф фыркнул и окинул меня оценивающим взглядом. Он разглядывал меня несколько минут, потом лицо с выражения издевки вдруг переменилось на понимающее. – Принят. Завтра в семь утра чтобы был на месте. На праздники заменишь двух поваров, слугу и уборщицу, а после посмотрим. И чтобы не было этой косы! Неопрятно.
– Завтра в семь, – кивнул я и, взглянув на прощание на Костафа, вышел.
Что-то светлое, навеянная образом яркой витрины, улетучилась, когда я снова оказался на улице. Я опять чувствовал себя насквозь промерзшим одиноким зверем – то же чувство, которое я испытывал на дороге. Но больше желания бродить по улицам я не испытывал и потому отправился домой
Как только я вошел через калитку, увидел, как Арланд и Бэйр валялись в снегу и смеялись, будто умалишенные. Вокруг них восторженно визжа носился щенок, который был вне себя от счастья в пушистом снегу. Люциус наблюдал за ними из окна
