Мысли господствующего класса являются и господствующими мыслями данного общества. Это марксистско-ленинское положение верно для всякого классового общества, а у Британии в этом смысле меньше оснований на исключение, чем у какого-либо государства. Среди других капиталистических стран она - ©дна из самых буржуазных и уступит в этом отношении разве только Швейцарии и Швеции. По доходу на душу населения она входит в первую десятку, по накопленным богатствам - в первую пятерку. Среди других буржуазных стран Британия, пожалуй, больше, чем любая другая, живет за счет неэквивалентного обмена со слаборазвитыми странами Африки и Азии, добавляя к своему производству и потреблению то, что создано потом и кровью «туземцев» и что отнято у них так называемым «исторически сложившимся международным разделением труда» между индустриальными державами, с одной стороны, и поставщиками сырья и продовольствия - с другой.

И это вполне ощутимые, материальные нити, которые крепко связывают англичан, их мысли и мировоззрение с общественным укладом и порядками, существующими в стране.

Есть и другие существенные обстоятельства. Из 54-миллионного населения Великобритании по найму занято 25 миллионов человек. Членов профсоюзов среди них меньше 10 миллионов, а в БКТ входит 8,8 миллиона. Собственно рабочих в Британии на заводах, в шахтах, в сельском хозяйстве насчитывалось в 1955 году 11 миллионов человек. 11 лет спустя их столько же и осталось. «Белых воротничков» - техников, операторов, конторских и государственных служащих, людей свободных профессий - было в 1955 году 11,8 миллиона человек. Через одиннадцать лет их стало 13,6 миллиона.

Я далек от того, чтобы противопоставлять рабочих служащим и техникам: при известной разнице в их положении они остаются такими же наемными работниками, как и «люди в синих спецовках». Профсоюзы, объединяющие «белые воротнички», отличаются в последние годы боевитостью и растущей прогрессивностью и все чаще выступают единым фронтом с рабочими в защиту своих интересов. Сейчас можно констатировать совершенно очевидный рост этой тенденции. Но фактом является и то, что буржуазии и ее пропагандистскому аппарату по-прежнему удается отрывать в свою пользу какую-то часть из них, подкупом перетаскивая их в рабочую аристократию и так называемые средние классы, «естественные интересы» которых лежат будто бы в сохранении существующего в капиталистической Британии положения вещей.

Из 35 миллионов англичан старше 21 года, имеющих право избирать, голосуют обычно 26 - 27 миллионов. На 12 миллионов человек (в подавляющем большинстве из так называемого среднего класса) регулярно рассчитывают - и не ошибаются - тори. На 12 миллионов - лейбористы. Исход выбора решают три-четыре миллиона «кочующих избирателей», предпочтения которых определяются текущей обстановкой. Очень серьезное, по английским понятиям, большинство в 96 мандатов на мартовских выборах 1966 года партия Вильсона получила всего лишь за счет четырехпроцентного сдвига в симпатиях избирателей в пользу лейбористов. В этой предвыборной кампании 57 депутатов - кандидатов коммунистов поддерживала лишь одна «Дейли уоркер» (ныне - «Морнинг стар»). Ее ежедневный тираж невелик. Для изложения по телевидению предвыборной платформы генеральному секретарю партии Джону Голлану дали лишь 300 секунд. В пользу лейбористов и консерваторов, и либералов выступали «Дейли миррор», «Дейли экспресс», «Сан», «Дейли телеграф», «Гардиан», «Таймс», воскресные «Санди таймс», «Обсер-вер», с общим тиражом более 15 миллионов экземпляров. Плюс «независимые» от правительства и верные строю радио и телевидение.

Отметьте про себя все эти цифры или хотя бы общий смысл их: они характерны не для Британии только. Они пригодятся вам, чтобы понять, почему, например, сходит с рук лейбористским лидерам запрет всем членам лейбористской партии участвовать в организациях, где есть коммунисты или коммунистическое влияние, таких даже, как Британское движение за мир или Англо-советское общество дружбы, и почему БКТ вышла в 1949 году из Всемирной федерации профсоюзов…

Эти цифры пригодятся вам и для того, чтобы лучше оценить меру влияния общественного мнения в жизни этой страны и не обманываться на этот счет, тем более что сама эта категория - едва ли не самое подвижное, изменчивое и трудно уловимое из всех социально-политических явлений. Там, где нет однородного общества, не может быть единого общественного мнения. При всех обстоятельствах в разделенном на классы обществе это всегда мнение лишь части общества, большей или меньшей, но только части. И это всегда мнение лишь по какому-то конкретному вопросу. Протест против одобрения правительством Вильсона американской агрессии во Вьетнаме может объединить треть лейбористов - членов парламента, коммунистов, половину входящих в БКТ профсоюзов, «Движение за ядерное разоружение», какую-то часть консерваторов даже. В известной мере осуждение откровенного угодничества кабинета лейбористов перед Вашингтоном разделяли в 1965 - 1966 годах и некоторые буржуазные газеты. И это тоже мнение, которого могут придерживаться несколько миллионов англичан. Не следует забывать, однако, что остальные миллионы с тем же успехом могут помалкивать. Не следует забывать, что сама такая, складывающаяся больше из совпадения опасений, чем интересов, ассоциация имеет лишь временный характер и распадается и перегруппировывается «по разные стороны баррикад» тотчас же, как только речь заходит о том, чтобы урезать права профсоюзов на стачку, или о том, чтобы ренационализировать сталелитейную промышленность.

Вместе с приведенными цифрами все это тоже не стоит упускать из виду, если пытаешься разобраться в том, скажем, как в Англии относятся к кризису - в самом широком смысле слова, - который переживает она в последнее десятилетие. Для начала, во всяком случае, не следует путать хотя бы то, как англичане в действительности воспринимают этот кризис, с тем, как могли бы воспринимать, не будь там Флит-стрит, «паблик скулз», Вестминстера и Банка Англии.

КОНФЛИКТ

История страны - не эскалатор метро, пущенный вверх с постоянной скоростью. В жизни страны, как вообще в жизни, бывают взлеты я падения, и топтание на месте, годы возбужденных страстей и мало примечательные десятилетия, которые вычеркиваются позднейшими летописцами так, будто бы их и вовсе не существовало. Я застал Британию в пору, которую потом, по всей вероятности, назовут «переходной», а быть может, и «переломной». В пору, когда зревший еще с довоенных времен конфликт между прогрессировавшим сокращением имперской основы Британии и ее закосневшей с XIX века социально-политической надстройкой выплыл на поверхность и стал предметом публичного обсуждения. Впрочем, это произошло далеко не «вдруг». На страницах мировой прессы в первые послевоенные годы доминировала Франция с ее перманентыми правительственными кризисами, и мало кто обращал тогда внимание на то, что жестко проводимые планы капиталовложений, так называемые «планы Монйэ», готовили почву для