процессы, связанные с духовными «общежитиями», коммунитетом[2]. Вундт даже говорит о коммунитетной психологии. По Вундту, отношение человека к духовной среде есть его отношение к духовному коммунитету. При этом единичное сознание выходит из пределы собственной причинности. Субстратом духовного коммунитета являются язык, мифы, представления. Вундт приходит к мысли о взаимообусловленности единичного и целого: народная душа есть произведение единичных душ, из которых она состоит, последние же в неменьшей степени суть произведения народной души, в которой они участвуют.

Признавая, что психические явления, рожденные общежитием, коммунитетом, следует изучать народной психологии, Вундт тем не менее видел их последние источники в индивидуальном сознании, поскольку только в нем они могли существовать. Духовная совокупная жизнь не существует вне них, хотя продукты ее — язык, мифы, религия — объективны. Из этого верного положения следовал, однако, неверный вывод о том, что не могут существовать какие-либо общие законы духовных явлений, которые не содержались бы уже в законах индивидуального сознания.

Эмпирические факты свидетельствовали о новом классе психологических явлений, выходящих за пределы «единичных душ». Проблема индивидуального и общественного сознания вставала перед исследователями, но она не могла быть не только решена, а даже верно сформулирована вне марксистской философии. Пути же психологии шли далеко от нее.

В вундтовскую психологию перешло исходное положение программы народной психологии Штейнталя и Лацаруса, заключавшееся в методе ее изучения путем исследования результатов или продуктов духовной деятельности, который предполагал сводимость духовных образований культуры к психологическим объяснительным и генетическим законам. Эта идея, предложенная Штейнталем и Лацарусом, разработанная Вундтом, а также выдвинутая в России Кавелиным, была подхвачена теми, кто пытался найти психологическое объяснение общественных явлений. Что касается народной психологии, то вундтовское направление у русских ученых не получило развития.

В России обстановка сложилась так, что исследования народной психологии стали делом этнографов и языковедов. Поддержку и развитие получила мысль о том, что основой народной психологии является язык, который обусловливает существование этнических общностей. Эта мысль находилась в теснейшей связи с психологическим направлением в языкознании, восходившим к Гумбольдту[3]. Главной чертой народной психологии стала ее связь с языком. Эта связь наиболее ярко проявилась в трудах А. А. Потебни — видного языковеда и литературоведа, имя которого связано с психологическим направлением в русском языкознании и литературоведении.

Потебня искал в психологии опоры для языкознания, но находил, что и психологию в равной мере ждут открытия при ее сближении с языкознанием. Будучи приверженцем гумбольдтовских идей в языкознании, испытавший в начале своей научной деятельности влияние Штейнталя и Лацаруса, Потебня создает собственную оригинальную концепцию языка и поэтики, исследует психологическую природу языка, отношение мысли к слову. В 1862 г. он начал публикацию в «Журнале Министерства народного просвещения» ряда статей под общим названием «Мысль и язык», составивших книгу, неоднократно переиздававшуюся.

Изучение структуры слова сочеталось у него с психологическим исследованием мышления, поскольку вопрос о происхождении языка для него чисто психологический. Проблемы народной психологии встают перед Потебней как проблемы, вводящие язык в психическую жизнь, с одной стороны, и позволяющие объяснить язык определенными психологическими закономерностями — с другой. В 1895 г. он печатает в «Вестнике Европы» статью «Язык и народность».

Язык, по его представлению, — начало и основание народной психологии. «Верная, единственная примета, по которой мы узнаем народ, и вместе с тем единственное, незаменимое ничем и непременное условие существования народа есть единство языка. Он есть орудие сознания и элементарной обработки мысли и как орудие условливает приемы умственной работы. Поэтому народность, т. е. то, что делает известный народ народом, состоит не в том, что выражается языком, а в том, как выражается» (Потебня, 1913, с. 222). Сознание народного единства в смысле общения мысли устанавливается единством языка.

Языковая принадлежность создает объективные условия формирования психической деятельности у народа. Общность народа обусловливается единством элементарных приемов мысли, выражаемым в системе языка. Потебня полагал и доказывал анализом взаимосвязи языка и мысли, что сознательная деятельность (по его терминологии — дух) образуется при помощи языка и язык в этой деятельности есть первое по времени событие, поскольку через язык совершается переход от бессознательности к сознанию.

Существенно при этом то, что слово — социальный продукт. Процесс возникновения слова связан не только с психологическими условиями каждого индивидуального сознания, тут налицо и социально-психологические причины. «Язык создается только совокупными усилиями многих. общество предшествует началу языка» (там же, с. 75).

Потебня, подобно другим исследователям своего времени, как русским, так и немецким, переносил отношения, факты и зависимости индивидуальной психологии на народную психологию. Так было дело и с отношением языка и мышления. «То же, — писал он, — следует сказать об отношении языка к духу народному. Язык не может быть тождествен с этим последним: как в жизни лица, так и в жизни народа должны быть явления, предшествующие языку и следующие за ним. Взявши во внимание, что язык есть переход от бессознательности к сознанию, можно сравнить отношение данной системы слов и грамматических форм к духу народному, с отношением к нему известной философской системы. Как та, так и другая, завершая один период развития и подчиняя его сознанию, служит началом и основанием другому высшему» (с. 38).

Законы душевной деятельности одни для всех времен и народов, считал Потебня. Разница в результате их действий зависит от действующей на язык мысли, поэтому язык вечно созидается, оказывая обратное влияние на мысль, переводя ее на высшую ступень. Развитие языка в «неделимом», т. е. в индивиде, относится к индивидуальной психологии. Психология народов как новый отдел психологической науки, содержанием которого является исследование отношений личного развития к народному, должна показать возможность различия национальных особенностей и строения языков как следствие общих законов народной жизни. «Таким образом, то направление науки, которое нам кажется лучшим, — пишет Потебня, разумея психологию народов, — предполагает уважение к народностям как необходимому и законному явлению» (с. 39).

Народно-психологические вопросы Потебня связывает с историей отдельных языков. «Начала, развиваемые жизнью отдельных языков и народов, различны и незаменимы одно другим, но указывают на другие и требуют со стороны их дополнения» (с. 40).

Потебня вслед за гумбольдтовской школой в языкознании отказывается от взгляда на язык только как на средство обозначения уже готовой мысли и от мнения, что мысли безразлично, на каком языке ее выразить, что привязанность к своему языку есть лишь дело привычки. Он доказывает, что языки потому только служат обозначением мысли, что они суть средства преобразования первоначальных, доязычных элементов мысли, и в этом смысле они могут быть названы средствами создания мысли. Общечеловеческие свойства языков заключаются в том, что все они членораздельны но звукам, и в том, что все