— Это закончится, как только твой дядя вернет меня моему отцу. Если только он не решит пытать и убить меня, наказывая моего отца.

Она сказала это так, словно говорила о ком-то другом, ее голос был холодным и сдержанным, но в глазах отражался страх, в котором она никогда бы не призналась. Мое сердце забилось быстрее при одном упоминании о ее смерти.

— Я бы никогда не позволил Эрлу убить тебя. Я защищу тебя.

Она улыбнулась, но это была не радостная улыбка.

— Ты можешь? Защитить меня? Твои братья по клубу хотят сжечь меня на костре, как ведьму, за которую они меня принимают.

Мои братья по клубу хотели заколоть ее совсем другим способом. Этого я бы тоже не допустил. Пока Марселла под нашей крышей, я бы позаботился о том, чтобы ей не причинили большего вреда, чем уже причинили. Но однажды ее отпустят...

Мысль о том, чтобы отпустить ее, о том, что я никогда больше ее не увижу, легла тяжелым грузом на мои плечи.

— Ты не хочешь потерять меня, — прошептала она, поднимаясь на ноги и хватаясь за мою куртку.

Ее глаза, как всегда, держали меня в плену.

Я подумывал солгать, но просто не мог этого сделать, когда она вот так на меня смотрела. Я сильнее сжал ее шею.

— Конечно, я не хочу тебя потерять. — я сунул руку под футболку, которая доходила ей до бедер, и отодвинул боксеры в сторону. — Мне не хватало бы этой милой киски.

Я бы скучал, но это лишь малая часть причины, по которой я не мог представить, как отпущу ее. Делясь подробностями из моего детства, рассказывая не только о поставках наркотиков, самогоне и оружии, она была единственным человеком, с которым я мог это сделать.

Мои пальцы нашли ее клитор, и я начал слегка обводить его, дразня ее только тогда, когда мне действительно хотелось погрузиться в нее.

— Это нечто большее, Мэддокс, — тихо сказала Марселла, ее дыхание сбилось, когда я продолжал гладить ее чувствительную плоть.

Наклонившись, я втянул ее нижнюю губу в свой рот, прежде чем поцеловать ее. Ее язык встретился с моим в нежном и медленном танце, так непохожем на наши предыдущие поцелуи. Ее глаза не отрывались от моих, и она вздохнула мне в рот, когда мои пальцы прошлись вверх и вниз по ее киске, собирая ее возбуждение, чтобы еще легче скользнуть по ее маленькому бугорку.

— Что бы это ни было, мы не можем иметь это вечно, — прорычал я.

Она отрицательно покачала головой.

— Мы можем иметь все, что захотим. Нам просто нужно дотянуться до этого. Ты можешь получить меня целиком, если поможешь мне сбежать.

— Сбежать, — эхом повторил я. — Мои братья убьют меня, как предателя.

— Ты мог бы сбежать со мной и попросить моего отца о помощи.

Я поморщился. Сама мысль о том, чтобы попросить о помощи Луку Витиелло, человека, убившего моего отца, оставила горький привкус во рту.

— Твой отец убьёт меня за похищение его драгоценной дочери.

— Он не сделает этого, если я попрошу его пощадить тебя.

— Я не хочу находиться во власти твоего отца. Он должен находиться в моей власти, и я определенно не дам ему этого.

Выражение лица Марселлы посуровело, и она попыталась отстраниться, но я удержал ее на месте за шею и погрузил свой язык в ее рот одновременно с тем, как два моих пальца вошли в ее влажную киску. Она застонала мне в губы, ее стенки восхитительно сжались. Я вонзался в нее в быстром темпе, наслаждаясь ее возбуждением и огнем, горящим в глазах. Желание и гнев прекрасное сочетание. В конце концов, хватка Марселлы на мне стала болезненной, когда ее бедра качнулись под моей рукой, преследуя оргазм.

Еестенки сомкнулись на моих пальцах, а глаза расширились от силы оргазма, и я оторвался от поцелуя, чтобы услышать ее крик экстаза.

— Да, Белоснежка, — прорычал я, лаская ее еще быстрее.

Она прижималась ко мне, пока, наконец, ее оргазм не утих. Опустив руку, я расстегнул ширинку.

Марселла потянула меня за волосы, заставляя встретиться с ней взглядом.

— Ты можешь жить и быть со мной, если оставишь свою байкерскую жизнь позади и станешь работать на моего отца.

Я усмехнулся.

— Хочешь, чтобы я служил под началом твоего отца.

Она стала серьезной.

— Ты можешь либо служить под началом моего отца, либо править кладбищем.

— Мы еще не трупы, и меня и моих братьев очень трудно убить, как видишь.

— Мой отец убивал людей Тартар и раньше. Он сделает это снова.

Я стянул боксеры и толкнул Марселлу к кровати. Она вызывающе улыбнулась и раздвинула свои длинные ноги. Схватив ее за лодыжки, я притянул к себе, прежде чем врезаться в нее одним сильным движением. Она все еще была напряжена, и ее лицо вспыхнуло от дискомфорта, но я подождал только секунду, пока ее киска не приспособится к моему члену. Мои яйца яростно бились по ее киске, а бедра по ее заднице, пока не покраснели. Но этого было недостаточно, и никогда не могло быть. Мне нужно было видеть ее лицо, я хотел видеть его каждое утро, когда просыпался, и каждую ночь перед сном. Я перевернул ее и забрался на нее сверху.

Ее глаза прожгли дыру в моей душе и сердце.

— Черт, — прорычал я. — Я не могу, блядь, потерять тебя.

После секса она лежала в моих объятиях, ее дыхание было тихим. Скоро мне придется встать, чтобы отправиться на собрание.

— Я боюсь умереть, боюсь, что они причинят мне еще большую боль, Мэддокс, — прошептала она так тихо, что сначала я не был уверен, что правильно ее расслышал.

У нее имелись все основания бояться.

— Я здесь, — пробормотал я, целуя ее в шею.

Ее забинтованное ухо дразнило меня правдой.

Дыхание Марселлы выровнялось, и я встал, чувствуя, как нервная энергия овладевает телом. Спускаясь по лестнице, я пересек дорогу Гуннару. Он коснулся моего плеча.

— Ты проводишь с ней много времени. Все это заметили. Скоро тебе придется сделать выбор.

— Я сделал свой выбор давным-давно, — сказал я, указывая на свою косуху. — Тартар течет в моей крови.

Гуннар пожал плечами.

— И все же. Некоторые люди беспокоятся. Сегодняшнее собрание твой шанс их успокоить.

— К черту их. Я пролил за этот клуб больше крови, чем кто-либо другой.

— Успокойся. Я просто говорю.

Если такой человек, как Гуннар, уже начал опасаться меня, я должен быть осторожен. Когда мы с Гуннаром вошли в конференц-зал пять минут спустя, большинство членов клуба уже сидели за столом, а некоторые прислонились к стенам. Большинство кивков, которые я получал, были такими же дружелюбными, как и в прошлом, но я видел недоверие на нескольких лицах. Судя по выражению лица Коди, он, вероятно говорил обо мне дерьмо. Эрл, как обычно, сидел во главе стола. Я занял свое место рядом с ним, но он едва признал мое присутствие. В прошлом мы спорили, особенно когда я был вспыльчивым подростком, но это никогда не казалось окончательным. На этот раз мне показалось, что между нами образовалась трещина, которую нелегко преодолеть. Я не был уверен, как это закрыть, не был уверен, что хочу попробовать.