Шрифт:
Закладка:
Глава тридцать седьмая
- А не мог бы ты обернуться чудо- девицей? А? – спросила я. – У тебя это лучше получится!
- Мысль, - согласился кот. – Только беда в том, что глаза у меня все-равно кошачьи будут. И уши будут видны!
- А уши мы прикроем кокошником! – предложила я. – Будешь сидеть тут и тренькать, а потом как приманишь, так и сменимся. Чтобы вблизи не рассматривал!
Кот взмахнул рукой и загнал меня в шатер. Я видела, как на пеньке сидит бледная и румяная одновременно девица с гуслями. Только вместо тонких пальчиков, струны дергают внушительные когти. Под черными пушистыми ресницами и бровями – дугами желтеют кошечьи глаза. Под кокошником шевелились чуткие кошачьи уши. А из - под сарафана торчал черный пушистый хвост.
Кот заиграл и запел женским голосом, да так, что меня тут стало отключать.
Я дернула головой, чтобы прийти в себя, но веки тяжелели, глаза слипались, а нос стал клевать. У кота, между прочим, было очень неплохое сопрано. И если бы не недавний инцидент, я бы подумала, что однажды его ловили по всей ветеринарке.
Юбка кота шевелилась от подергивания хвоста, когти цепляли струны, а хищные глаза высматривали царевича.
Отчаянно борясь со сном, я пыталась вникнуть в смысл песни. Со стороны это было покруче оперы. Плавно, идеально чисто и мелодично. Только слов не разобрать. Прямо как в настоящей опере. Какие-то «и со-о-оли в спи-и-и-не» и «мо-о-орды пьяны!».
Зато, когда я вслушалась, я поняла. Это к лучшему, что слов не разобрать.
- На пеньке сижу, играю. Идиота поджидаю. Вот на мне сношались мухи, муравьи ползут по брюху, две занозы чую попой, где ты, тварь, скачи галопом! - слышался мелодичный и плавный голос кота.
Вот ни в жизнь бы не подумала, что такая красивая мелодия ложится на такие ужасные слова.
Я что-то как-то неудачно моргнула, как вдруг меня легонько толкнули.
- Проснись, золотко! – легонько ущипнул меня кот, когда я подскочила, вертя головой: «Что? Где? Как? Кто?».
- Держи жениха, - послышался голос кота, а он сгрузил с плеча обмякшую детину со спущенными штанами. На бледной попе виднелось родимое пятно. – В целости и сохранности!
- Ой, - опешила я, вставая с роскошного ковра и зевая. Жениха сгрузили, как мешок картошки. - Ой, а ты куда?
- Там еще человек восемь лежит,- заметил кот, кивнув в сторону улицы. – Кто виноват, что они решили одной дорогой ехать!
- А что мне с женихом делать? – спросила я, видя, как спит буйная головушка, подергивая сапогами. – Эй! Ты мне инструкции не выдал!
- Мне проще сказать, что тебе с женихом НЕ ДЕЛАТЬ, - ревнивым голосом произнес котик, сверкнув глазами. – Иначе зарплату звиздюлями получишь, золотко мое.
Меня дернули к себе и поцеловали так, что коленки подкосились.
- Так, мозги мужикам конопатить умеешь? Пудрить? – спросил кот, кивнув в сторону тела. – Брачные конкурсы на твое усмотрение! Сейчас он тебя погрузит и потащит в свое царство. Родителям представит. Те обрадуются, что дескать, нашлась сердобольненькая, пригрела наше чадушко! А как узнают, что ты – чудо-чудное, так все. Назначат свадьбу да пораньше. Ну, чтобы ты передумать не успела! Как целоваться лезет, ты ему заряди что-нибудь эдакое. Только смотри, без фанатизма. И скидку на образование делай. Короче, тяни время.
- П-п-поняла, - кивнула я, глядя на нареченого, который не подавал ни надежд, не признаков жизни. – А если он не очухается? Что мне делать?
- Вот, держи, - произнес кот, протягивая мне на вытянутой руке тряпку. Я вдохнула, и окосела. – Древнее средство реанимации. Только учти, это и реанимация, и анестезия. Так что возле носа у него не передерживай.
Кот исчез, а я осталась в шатре с вонючей тряпкой.
- Ладно, - присела я, подсовывая портянку к носу – пуговке.
- Ой, - очнулся царевич, глядя на меня. – О! А где это я?
Он присел, тряся головой. Видимо, женщины его или еще не интересовали, или уже не интересовали, или вообще не интересовали.
- У меня в шатре, - проворковала я, глядя на царевича и тайком выбрасывая портянку. – Я – царь – девица.
Царевич осматривал шатер, а я мысленно свирепела. Конечно, доводить отношения до крайностей неразделенной любви не хотелось, но и начинать знакомство с фразы: «Мне нужно твое яйцо!» тоже. Такой фразой можно спугнуть любого мужика. Не только царевича по образованию и дурака по призванию.
- Так, кокетка, - послышался тихий голос кота, пока царевич все недоверчиво щупал в другом конце шатра. – Включай обаяние на всю катушку.
- Как? – прошипела я, улыбаясь.
- Ну, скажи ему, что он тебя спас! – шепнул голос кота, а я обернулась и увидела лишь растворяющийся дымок.
- Спас ты меня, Иван Царевич, - задушевно проворковала я, изображая робкое стеснение.
- Спас? – спросил царевич, удивляясь, когда это он успел!
- Спас ты меня от злого Котея, который похитить меня хотел, - продолжила я, пытаясь изобразить ложную скромность.
- И как это? – спросил царевич, надвигая шапочку на лоб. Он задел висящими рукавами кафтана виноград и перевернул вазу.
- Кричала я о помощи, - начала я, пытаясь представить, как меня спасают от кота. – А тут и ты поспел! Затащил злой Котей меня в чащобу, взял меня за косу и говорит…
- Однажды я убью тебя за такие импровизации, - послышался голос кота на ухо. Я обернулась, а дымок опять растаял.
- Царь- девица, хочу на тебе жениться, - намекнула я, поглядывая краем глаза на «героя», которого тащили сюда за ногу. – И оставил меня здесь. Дескать, посидишь, подумаешь… Гусли выдал, а я с горя и петь начала. А тут ты поспел, Иванушка…
Видимо, Иван Царский Сын ожидал чего-то вроде кишок, намотанных на деревья, героической победы и трупа врага чуть пониже сапога. Поэтому вздохнул.
- Так, сейчас злой Котей вернется, - послышался голос на ухо. – Его прибьет, а с тобой сотворит нечто нехорошее…
- Так я его одолел? – спросил Иван
