Сердце отбивает чечётку, изобличая эту ложь.

Я бы вернулась. Потому что не могу быть от него далеко. Я люблю его как ненормальная.

В локоть впиваются Федины пальцы, и от резкого рывка я разворачиваюсь на месте как юла. Мои волосы взметаются воздух. Рыжие и яркие. Бьют его и меня по лицу.

— Нравятся блондинки? — пытаясь вырвать руку, выкрикиваю я.

— Я уже отвечал на этот вопрос, потряси мозгами! — рычит мне в лицо, дёрнув на себя.

На его щеке капля дождя, а глаза такого же цвета, как крепкий кофе, и они пылают искрами гнева. Перехватив повыше локтя, тянет меня за собой, как куклу.

— Отпусти! — взвиваюсь я, потому что он движется в сторону знакомого подъезда, а я не хочу!

Не хочу переступать порог той квартиры… Пытаюсь тормозить пятками, но Федя прёт как танк туда, куда ему нужно. Его почти невозможно вывести из себя, но, кажется, мне это удалось. Триумфа от этой победы я совсем не чувствую, потому что все мои чувства — чёртов винегрет!

— Ты поэтому не хотел, чтобы я приезжала, да? — спрашиваю у его затылка с фальшивой усмешкой. — Может, вы решите всё начать сначала, а я болтаюсь под ногами?! Так?

— Ты болтаешь языком. Причём всякую херню! — Впечатывает он таблетку в замок домофона.

— Я туда не пойду! — выкрикиваю, когда он распахивает дверь. — Ты для неё эту хату строил! Вот и живи с ней там!

Мне даже не приходится напрягаться, чтобы извергать из себя поток этого дерьма. Он сам!

— Я у тебя не спрашиваю, — выдаёт Федя, затаскивая меня в подъезд, как какого-то нашкодившего котёнка. — Хочешь другую хату? Придётся подождать!

— Отпусти…

В ответ он наклоняется и забрасывает меня на плечо.

— Немцев! — взвизгиваю, переворачиваясь вверх тормашками. — Отпусти!

— Хрена с два я тебя отпущу.

Быстро переставляя ноги, несёт меня к лифту, разместив свою ладонь на моей заднице и собственнически её сжав. На мне нет трусов, и от неожиданности я охаю.

— Думаешь, если ты сильнее, тебе всё можно?!

— Ага, — цокает он. — Примерно так.

Бьёт по кнопке вызова лифта и опускает меня на ноги только тогда, когда эта чёртова металлическая коробка начинает движение вверх. Опускает, но не отпускает. Окружив своим телом, вдавливая меня в металлическую стену и упираясь в неё руками над моей головой.

Повсюду его запах и его громкое дыхание.

Закрыв глаза, пытаюсь бороться с подступающими слезами.

— Вдохни, мать твою! — рычит Федя. — И успокойся. Что произошло? У меня были до тебя отношения, хочешь поговорить об этом? Давай поговорим.

Теперь он решил поговорить!

Теперь я точно знаю, что хочу от него услышать. Я хочу от него слово на букву “л”. Вслух. Я никогда не думала, что услышать эти слова от парня будет так важно. Необходимо. Самой мне хочется кричать ему об этом.

Смотрю в его лицо, рвано глотая воздух, который с трудом проталкивается через горло.

Я люблю его! И я не отдам его какой-то там королеве местного сельпо! От мысли, что она знает о нём что-то, чего не знаю я, меня опять терзает ревность.

— Ты когда молчишь, это, пиздец, пугает, — кружит он глазами по моему лицу.

— Ты её любишь? — хриплю я, повторяя свой недавний вопрос.

Федя прикрывает глаза и делает очень глубокий вдох, будто собирается со всеми моральными силами на свете.

— Уже нет, — смотрит на меня сверху вниз, поджав губы.

От облегчения делаю короткий выдох.

— А любил? — мой голос опять хрипит, и я смотрю в его глаза, ища там ответы.

— Блять, Тоня! — рычит он, запрокидывая голову.

— Просто скажи правду!

Посмотрев на меня серьёзно, злится и проговаривает:

— Да, любил. Все ждали, что мы поженимся. Отец квартиру подарил. Внуков захотел. У Римки отца нет, только мать. Она всегда семью хотела.

Федя замолкает и хмурится, когда видит, как искажается моё лицо.

Римка…

Она хотела нарожать ему детей! Я вообще о собственных детях никогда не думала. Я не думаю, что готова думать о них раньше тридцати.

Молчу, потому что хочу знать больше.

Он хочет? Детей? Семью?

— Все довольны, — продолжает Федя раздражённо, — а я понял, что это не то, чего хочу. Вообще не то. На меня изо всех щелей давили, а если на тебя давят, можно напороть фигни. Поставил всё на паузу и свалил к Максу два месяца назад, ещё вопросы?

— Свалил трахаться со всеми подряд? — спрашиваю тихо.

— В том числе, — отвечает с невозмутимым спокойствием. — Пока одна рыжая не прикатила в гости к друзьям семьи.

Замираю, потому что наконец-то он касается в разговоре меня.

Понизив голос до хрипловатого шепота, спрашивает:

— Знаешь, что я подумал?

— Что? — лепечу я.

Его губы вздрагивают в улыбке. Опустив руку, наматывает на палец прядку моих волос и, посмотрев на меня исподлобья, усмехается:

— На фиг блондинок.

— Ты непостоянный… — кусаю губу, чувствуя прилив мелочного удовольствия.

— Ага. Прям ни хрена не постоянный, — вздыхает Немцев. — А ты мне сразу дала понять, что я могу становиться в очередь. Причём последним. А я очереди не люблю.

Я бы закатила глаза от такого самодовольства, но вместо этого вспоминаю, как он вёл себя тогда.

— Я не давала понять ничего такого!

— Правда?

Может быть, ровно пять первых секунд нашего знакомства! Может быть, до того, как он обманом заставил меня забраться на свой дурацкий мопед, или до того, как он пялился на мою грудь прямо за столом, набитым детьми и беременными женщинами.

— Да ты себя вёл как глухонемой! — возмущаюсь я. — Кто так к девушкам подкатывает, Немцев?!

— Я ни хрена не знаю, как к ним подкатывать, — опять раздражается он. — Я со школьного выпускного с одной встречался.

Я не хочу ничего знать...

Больше ничего не хочу знать о ней. Не хочу… Он мой. Я не отдам. Страх того, что он мог бы прогнуться под обстоятельствами и сейчас… иметь жену, возможно, даже беременную, сковывает сердце, а потом так же быстро исчезает, потому что я отчетливо понимаю: заставить Федора Немцева делать хоть что-то, если он этого не хочет, — просто дохлый номер! Просто, мать его, дохлый номер! Я не знаю, где он этому научился… может, он таким родился?

Обхватив ладонями колючие щёки, жадно набрасываюсь на его губы.

— М-м-м…

Как всегда, его губы мгновенно подстраиваются под мои. Идеально. Как я люблю с ним целоваться, чтоб он провалился! Сделал меня зависимой от себя...