Старик хочет, чтобы она оставила его в покое («Не дает старику мне покою»). Иерархия семейных отношений в их семье нарушена. Слова апостола Павла «жена да убоится мужа своего» здесь вывернуты наизнанку. Но, понимая вину старика, мы сочувствуем в сказке именно ему. Он ведь – тихий, смирный, добрый.

Пока старуха оставалась в рамках обычных земных желаний: требовала богатства, власти, почета, – рыбка выполняла их. Хотя могла и отказать, ведь торг между рыбкой и стариком не состоялся, он «так пустил ее в синее море». Выполняет просьбы старика рыбка из милости. Недаром он говорит: «Смилуйся, государыня рыбка…» Когда же старуха замахнулась на само «великое чудо», когда она захотела стать почти что Господом Богом, чтобы само «великое чудо» ей прислуживало, – наступило возмездие. Желаниям человека есть предел. И мера терпения «великого чуда» не безгранична:

Ничего не сказала рыбка,

Лишь хвостом по воде плеснула

И ушла в открытое море.

«В тот момент, когда старуха возомнила себя всемогущей, наступает крах и совершается справедливость. Именно не взрыв, не гибель, но – справедливость: все приходит к прежнему положению. Крах совершился только для старухи – в мире все осталось по-прежнему», – пишет В.С. Непомнящий.

Долго у моря ждал он ответа,

Не дождался, к старухе воротился —

Глядь: опять перед ним землянка;

На пороге сидит его старуха,

А пред нею разбитое корыто.

«Сказка о рыбаке и рыбке» – это сказка-предупреждение. Она предупреждает нас о том, к какому плачевному итогу может прийти тот, кто хочет иметь больше, чем у него есть; тот, кто мнит себя хозяином окружающего мира и своей жизни. Эта сказка – о мере ответственности человека за свои поступки, о том, что ничего в мире не случается просто так.

«Сказка о царе Салтане»

Но из бочки кто их вынет?

Бог неужто их покинет? —

задает вопрос автор о царице и ее сыне. И конечно же, автор, да и читатель, знает на него ответ. В трудную минуту на помощь героям всегда приходит чудо.

Но чудо совершается только тогда, когда герои готовы его принять. Так, Гвидон не случайно становится князем и живет, не зная горя. Читателям может показаться, что счастье само плывет к нему в руки. Но это не так, ведь счастье пришло к герою, когда он пожертвовал своей единственной стрелой, пустив ее в коршуна. Хотя он скорее должен был выстрелить в лебедь – он же за дичью к морю пришел. Но Гвидон об этом даже не думает, лебедь для него «бедняжка» («Та бедняжка так и плещет»), он ей сочувствует, сопереживает. А ведь Гвидону грозила голодная смерть, для тетивы лука он недаром взял – как последнюю надежду – «со креста сну рок шелковый».

Не тужи, что за меня

Есть не будешь ты три дня,

Что стрела пропала в море… —

скажет ему Лебедь.

Что прибавить к этому удивительному «за меня»? За то, что отдает все, что имеет, за то, что сострадание к Лебеди сильнее в нем, чем забота о себе, – ему воздастся сторицей. («Отплачу тебе добром, Сослужу тебе потом», – говорит Лебедь.) Лебедь будет исполнять все просьбы Гвидона, вплоть до самой последней и, видимо, самой важной:

Грусть-тоска меня съедает:

Люди женятся; гляжу,

Не женат лишь я хожу.

Но мечтает он не об обычной земной девушке, ему нужно недостижимое чудо («диво так уж диво») – та единственная, кто «днем свет Божий затмевает, ночью землю освещает».

Если она действительно существует, то Гвидон «готов душою страстной За царевною прекрасной… пешком идти отсель Хоть за тридевять земель».

Лебедь тут, вздохнув глубоко,

Молвила: «Зачем далеко?

Знай, близка судьба твоя,

Ведь царевна эта – я».

И на глазах Гвидона Лебедь преображается в Царевну. Оказывается, что чудо было рядом с ним, а он его не разглядел, не увидел в Лебеди той единственной, кого искал. А ведь еще после избавления от злого коршуна она говорит Гвидону, что он «не лебедь ведь избавил, Девицу в живых оставил». (Тогда этих слов князь не принял во внимание.) Та, ради кого он готов был совершить подвиг («пешком идти отсель»), та, от кого «не можно глаз отвесть», была с ним рядом и стала теперь его женой. Как тут не поразиться глубине пушкинских сказок, ведь разве не то же происходит и в обычной жизни.

Над главою их покорной

Мать с иконой чудотворной

Слезы льет и говорит:

«Бог вас, дети, наградит».

И к этому великому счастью прибавляется в конце и встреча Царя со своей женой. В финале же сказки торжествует поистине евангельское милосердие, явлено, как отмечает замечательный пушкинист С.А. Королев, то, что сам Пушкин называл «милостью к падшим». («И милость к падшим призывал» – из стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»)

Разбежались по углам;

Их нашли насилу там.

Тут они во всем признались,

Повинились, разрыдались;

Царь для радости такой

Отпустил всех трех домой.

Радость и милосердие в сказке Пушкина неразделимы. Может быть, поэтому после ее чтения становится так светло на душе.

«Сказка о золотом петушке»

По верной мысли В.С. Непомнящего, эта сказка – «притча об исполнении желаний и о том, что ничто из делаемого человеком не падает в пустоту»[35].

Мир этой сказки – «сплющенный мир», в котором жить очень тесно («Воеводы не дремали, Но никак не успевали; Ждут, бывало, с юга, глядь, – Ан с востока лезет рать…»). Этот мир «насквозь двусмысленный», все в нем призрачно и сомнительно. «Было ль, не было ль сраженье»; «Быль и небыль разглашала»; «А царица вдруг пропала, Будто вовсе не бывало», – эти фразы не случайны в сказке.

Читателю, даже после неоднократного прочтения сказки, неясно, что из себя представляют Звездочет, Шамаханская царица и Золотой петушок, они лишены всяческих