Глава 14

Максим

— Август в этом году выдался теплый. Парки еще совсем зеленые. И птички поют. Слышишь? Даже не верится, что осень на носу, — кутаясь в плед, Кира выпускает в воздух колечко дыма.

С позапрошлой недели она бросила пить все таблетки, сменила психолога, начала курить и записалась на курсы китайского языка. Не знаю, насколько взаимосвязаны эти события, но, по-моему, ей эта спорная и специфическая терапия помогает.

Кира потихоньку стала оживать. Энергии заметно прибавилось, настроение перестало скакать из стадии херово в еще херовей, сон выровнялся, улучшился аппетит, в глазах появился блеск.

Считаю, всего за пару недель это неплохой результат. За полгода терапии подобного прогресса не наблюдалось. Наоборот, Кира все глубже и глубже уходила в себя, и все мои попытки вытащить ее из депрессии проваливались с треском.

— Я рада, что вернулась домой. Здесь легче дышится и все такое родное. Никогда не думала, что буду тосковать по родине, — заправив за ухо длинную светлую прядь, она завороженно созерцает великолепную панораму, открывающуюся на набережную Москвы-реки.

Прикурив сигарету, я тоже залипаю, прислушиваясь к монотонному городскому гулу. С нашего балкона открывается потрясающий вид, на который можно любоваться вечно и никогда не надоест. Я говорю это не только как фотограф, но и как человек, безумно полюбивший этот город с его непрерывным бешеным ритмом.

Зеркальная гладь реки отражает золотистые отблески вечернего солнца, создавая иллюзию бескрайнего мерцающего полотна. Вдали просматриваются стройные силуэты исторических зданий, погруженные в мягкий свет уличных фонарей, и величественные купола храмов, отливающие золотом на фоне темного неба. Отсюда можно увидеть знаменитые небоскребы Москва-сити с зеркальными фасадами и Кремль с красными стенами и башнями, подсвеченными прожекторами.

Иногда мне кажется, что Москва — не просто город, а живой организм, дышащий и пульсирующий, полный звуков, энергии и движения. Но как же легко здесь затеряться, и как глубоко можно ощутить свою пустоту.

— Сегодня у нас ты молчун? — беззлобно поддевает меня Кира.

— Сегодня я слушатель. Ты интересно рассказываешь. Продолжай.

— Врешь и не краснеешь, Красавин, — смеется она.

Почти так же, как раньше. Мне бы порадоваться за жену, но я лишь отстранённо фиксирую происходящие с ней изменения, словно ставлю галочки в ежедневнике и жду, когда не останется ни одной пустой ячейки.

— Знаешь, иногда ты бываешь жутко невыносим, — забрав из моих пальцев кружку с кофе, Кира делает глоток и забавно куксится. — Фу, как ты его пьешь? Еще и холодный.

— К тебе возвращается вкус. Это хороший знак, — замечаю я, пересекаясь с женой взглядом. Она едва заметно хмурится, и первая разрывает зрительный контакт. — Я отнесу на кухню, — кивнув на кружку, Кира разворачивается к балконной двери. — Ты идешь?

— Позже. Постою еще.

— Выглядишь уставшим, — замечает она. — Накинь, простынешь, ночи уже холодные, — Кира заботливо накрывает меня своим пледом и тянет на себя ручку двери. — Я жду тебя в кровати.

— Не жди, я не быстро.

Она застывает в проеме, оглянувшись через плечо. В глазах напряжение и тревога, а еще… облегчение. Разительные перемены в ее состоянии не сильно коснулись горизонтальной сферы. Безвкусный механический секс два раза в неделю, потому что вроде как надо, но не сильно хочется — это пока все, на что мы способны. Кира под предлогом вернувшегося художественного вдохновения все чаще остается ночевать в своей спальне, где устроила небольшой творческий беспорядок. И меня такое положение вещей более чем устраивает.

— Может, тогда я пойду к себе? — тщательно скрывая прозвучавшую в голосе надежду, тихо спрашивает Кира и сразу переходит к оправданиям: —Поработаю еще немного. Папин друг остался очень доволен портретом, и заказы посыпались, как из рога изобилия.

— Здорово, Кир, — буднично отзываюсь я. Замешкавшись, она не спешит скрыться в гостиной, продолжая буравить меня нерешительным взглядом.

— Что-то еще хочешь сказать? — помогаю ей справится с сомнениями, написанными на растерянной мордашке. Кира поджимает губы и шагнув на балкон, прикрывает дверь за своей спиной.

— Да, — немного волнуясь, кивает она. — Мне поступило предложение от одного крупного бизнесмена из Женевы. Руслан не швейцарец, он русский эмигрант…

— Надеюсь, предложение не руки и сердца? — неуклюже шучу я.

Кира тихо хихикает, прикрыв губы ладошкой, а во взгляде появляются живые смешливые огоньки.

— Нет, он всего лишь хочет, чтобы я написала его дочерей. Девочки, близнецы, представляешь. Как вы с Викой, только одинаковые.

— Однояйцевые, — поправляю я.

— Боже, какое ужасный термин, — Кира выразительно закатывает глаза. — Девочкам скоро исполнится по три года, и Руслан хочет запечатлеть этот момент… по-особенному, — лицо жены внезапно мрачнеет. — В общем, там все не просто. Отказаться жутко неловко. Полгода назад у близняшек умерла мама. Я ее знала, когда они с Русланом жили в России. Писала их свадебный портрет. Очень красивая и гармоничная пара… была. Влюбленные, счастливые, с горящими глазами. Как художник я подмечаю такие вещи. Это было не наиграно. По-настоящему. И вдруг такая трагедия…

Подавленно вдохнув, Кира выхватывает у меня сигарету и глубоко затягивается. Я никак не комментирую услышанное, жду, когда она закончит мысль, но чувствую, что ее глубоко задела печальная история этой семьи.

— Я могу работать и по фотографии. Писать с натуры сложнее и дольше, но Руслан настаивает, чтобы я прилетела к ним в Женеву. Он уверен, что даже самый лучший снимок не передаст живую мимику, эмоции, настроение… Ты бы с ним поспорил. Да?

— Нет, отчасти он прав. Фотографии тоже бывают живыми, но для портрета они не годятся. Кир, если чувствуешь, что будет морально тяжело, отказывайся, — советую я. — Тебе сейчас нужны положительные впечатления, а не…

— За меня не переживай, — уверенно перебивает Кира. — Я уже настроилась и почти согласилась, но сначала хотела с тобой обсудить.

— Мне это не нравится, Кир, — говорю напрямик. — Ты не готова к самостоятельным путешествиям. И у тебя терапия. Не забывай.

— Не забываю. Онлайн-сеансы в помощь.

— Ты уверена, что потянешь? — скептически уточняю я.

Она энергично кивает, подходя ближе, и, поднырнув руками мне под мышки, обнимает. Несколько мгновений мы молчим, застыв, как чужаки, вынужденно прилипшие друг к другу. Кира размеренно и спокойно дышит, но я чувствую исходящее от нее напряжение. Что-то сломалось между нами. То, что и так было слишком хрупким и не успело окрепнуть.

— Может, короткая разлука пойдет нам на пользу? — Кира потирается щекой о мою рубашку. — Мы отдаляемся, Макс. Ты отдаляешься.

— Ты тоже не спешишь делать шаги навстречу.

— Знаю, — протяжно вздохнув, соглашается она. — Я очень надеюсь, что эта поездка поможет мне разобраться в себе. Как думаешь?

— Я не знаю, — пожимаю плечами, скользнув ладонью по ее волосам.