Если брадобрей не ожидал от меня подобных действий, то и он меня изрядно удивил своим весельем. Чего-чего, а подобной реакции на захват заложника я явно не ожидал. Спустя пару минут Оливье резко оборвал смех и его лицо снова стало серьезным: — Отпусти его, Клод!

"Похоже, я получил отсрочку. Вот только надолго ли?".

Я отпустил заместителя прево, причем прекрасно при этом осознавал, что с этой минуты у меня появился новый и очень опасный враг, всемогущий королевский прево, а вот его заместитель имел сейчас весьма жалкий вид. Красное лицо, выпученные глаза, тяжелое дыхание пополам с прерывистым кашлем. Мне была видна злая ухмылка на губах Оливье, который прямо наслаждался беспомощностью и унижением помощника прево. Пока тот еще окончательно не пришел в себя, я сдвинулся в сторону, став от него сбоку, чтобы вовремя среагировать, когда тот начнет хвататься за меч или кинжал. У меня даже сомнений не возникло, что это обязательно произойдет, так как его ненависть ко мне сейчас хлещет через край, если, конечно, брадобрей не вступится за меня. Он тоже это прекрасно понимал, потому что, подойдя к двери, открыл ее и крикнул: — Драммонд!

В следующее мгновение в комнату ворвалась охрана с мечами в руках. При виде открывшейся их глазам картины, они остановились, не понимая, кого тут хватать, а кого рубить.

— Его заберите, — сказал им брадобрей и показал пальцем на хрипящего Гошье. — Бедняга, ему совсем плохо.

Судя по тому, как они быстро и жестко выволокли из кабинета Оливье помощника прево, тот, похоже, не пользовался в замке особой любовью.

Стоило двери за ними закрыться, как цирюльник повернулся ко мне.

— Никак не ожидал от тебя такого поступка. Обличьем ты, как прежний Клод Ватель, но "лисий хвост" никогда бы не осмелился поднять руку на Жильбера. Он его до дрожи боялся. Так что с тобой такое случилось, Клод?

Тема была довольно скользкая и могла привести к весьма неприятным вопросам, поэтому я решил закрыть ее раз и навсегда.

— После того, как со мной случилось это несчастье, я, попав в Амбуаз, пошел в первую попавшуюся церковь и стал горячо молиться. Весь день я возносил молитвы, которые только мог вспомнить, нашему создателю. Я просил его помочь мне, молил его со слезами на глазах! — тут я прибавил сострадания в голос. — Не только словом, но и сердцем я молил господа о сострадании и помощи, — вдруг в который раз из какого-то темного закоулка моего сознания, сами собой вырвались слова: — Oravi Dominum, et reddidit mihi! Laudate Dominum!

"Я молил Господа, и он воздал мне. Славьте Господа, — автоматически я перевел в голове эти фразы. — Да откуда это у меня это выскакивает, мать вашу?! Может он священником был?!".

— Не все в тебе изменилось, — усмешка скользнула по узким губам королевского советника. — Ты, как и раньше, любишь вставлять латынь в свою речь.

Неожиданно раздался стук, потом дверь открылась и вошел слуга, в красно-белой ливрее, но при этом у него на груди блестела золотом корона.

— Сударь, вас ждет его королевское величество. Прошу следовать за мной!

— Жди здесь, — уже уходя, бросил мне Оливье.

ГЛАВА 8

Войдя в королевские покои Оливье мгновенно преобразился, опустил глаза, придав себе вид услужливого и заурядного человека. Никто из королевского двора давно уже не верил в маску слуги, которую Оливье носил при посторонних, поэтому обращались с этим человеком с величайшей осторожностью и тактом, зная его злопамятность и большое влияние на короля. Впрочем, не только он один носил подобную маску, многие из придворных, частенько играли роли им несвойственные, изображая честных и благородных людей, которыми на самом деле не являлись.

Все придворные королевского двора входили в ту или иную партию, которые боролись за свое влияние на короля, но при этом нередко обменивались услугами, заключали сделки и взаимовыгодные союзы, которые, правда, держались до тех пор, пока их условия удовлетворяли обеим сторонам. Исключением являлось ближайшее окружение короля, которые являлись теми, кем были, но даже они, верные и преданные королю до последней капли крови, не избежали вражды между собой.

Оливье низко поклонился королю, сидевшему на высоком стуле с резной спинкой, быстро скользнув взглядом по лицам, присутствующих в комнате людей. Ему нетрудно было догадаться, о чем пойдет речь, стоило только уловить злобный и острый, как кинжал, взгляд великого прево, начальника королевской полиции. Это был высокий, худой, но при этом плечистый старик с обветренным лицом и водянистыми глазами, одетый в темно-коричневое придворное платье изысканного покроя. Хотя взгляд прево, казалось, прожигал его насквозь, Оливье ничуть не волновался, так как это был далеко не первый и не последний брошенный на него взгляд "висельника", как про себя он называл своего давнего недруга. Так уж получилось, что самые верные королю люди не любили друг друга, хотя и были вынуждены тесно сотрудничать, причем своей враждой они были обязаны королю, который придерживался правила истинного правителя: разделяй и властвуй. Отношение Оливье к Тристану Отшельнику в полной мере относилось и к его заместителю. Именно поэтому королевский брадобрей так развеселился, стоило Вателю опозорить его доверенного человека. В комнате, помимо прево, находился королевский банкир, сеньор Жак де Бомон, священник — исповедник короля и астролог Мартиус Галеотти. Итальянский астролог был высоким и тучным человеком средних лет, имевшим большую черную бороду, которая спускалась до середины его груди. Одет он был в похожее на рясу одеяние, только пошитое не из грубого сукна, а из шелка.

— Мой дорогой друг Тристан жалуется на тебя, Оливье. Говорит, что твой человек нехорошо обошелся с Жильбером. Это как понять?

Брадобрей короля, неплохой психолог, за столько лет сумел настолько хорошо изучить своего повелителя, что с лета умел подмечать те маленькие детали в поведении и облике короля, которые позволяли ему понять в каком настроении находится Людовик. К тому же он прекрасно знал, как тот любит вмешиваться в личные дела своих придворных, при этом разговаривая со своими советниками, людьми низкого рода, он всегда играл роль славного малого, как бы показывая им, что они все как бы равны, вот только им прекрасно было известно, что король держит их за горло и в любой момент может сжать пальцы. Вот и сейчас, судя по веселью в глазах короля, тому хотелось развлечься, глядя на стычку своих советников, но было в нем еще что-то, весьма похожее на любопытство.

"Скорее всего, — сообразил брадобрей, —