– Нет, тогда я начну нервничать, что ты не смотришь на мою грудь, - начала было леди Персиваль игриво и оборвалась, когда Март поднял к ней лицо.

   – Хватит, – попросил он на полном серьезе. - Спать хочу ужасно.

   Аллена печально вздохнула и, поставив бокал на столик, сбросила сюртук с плеч; подала ему на вытянутой руке.

   – Спасибо. - Он забрал вещь и набросил на себя; принялся отворачивать рукава. Когда она, спрашивается, вообще успела их подвернуть?

   Леди Персиваль отступила к креслу и, привалившись плечом к высокой боковине, следила за его действиями с хитрым прищуром.

   – Что? - не выдержал Мартин.

   Аллена усмеxнулась.

   – У тебя на щеке моя помада, - ответила не без самодовольства. - Дверь в ванную за портьерой. Освежись,что ли.

   Он адресовал ей убийственный взгляд. Она звонко рассмеялась.

***

Физиономия, отразившаяся в зеркале над маленькой раковиной, выглядела помятой и явно не выспавшейся. И да, с мазком алой помады по низу щеки, почти у подбородка.

   Мартин скорчил своему отражению зверскую рожу, пустил воду и принялся умываться. О том, какие последствия повлечет за собой эта «веселая» ночь, не хотелось даже думать.

   Холодная вода немного взбодрила. Он закрутил кран, промокнул лицо полотенцем, протянул руку, чтобы вернуть его на крючоқ возле зеркала… и вдруг что-то почувствовал. Даже не магию саму по себе, скорее изменение магическогo фона – короткий, едва заметный всплеск.

   Какого?..

   Отшвырнув полотенце в сторону, Мартин рванул обратно в комнату.

   Она лежала на полу, неловко подогнув ноги, будто кто-то уронил марионетку, внезапно отрезав ей ниточки. На лице застыла гримаса боли, а измазанные красным руки обхватили торчащую из груди рукоять кинжала. Красное же стремительно растекалось по паркету, пропитывая широко разлетевшийся подол лилового – чтоб его! – платья.

   – Не вынимай! – Собственный голос показался ему вороньим карканьем.

   Он кинулся к Аллене, упал на колени прямо в лужу крови, накрыл ее судорожно сжатые руки своими.

   Εсли не умерла сразу, значит, промазали – не попали в сердце. Но где-то рядом, чертовски рядом…

   – Не. Вынимай, – повторил Мартин тише и строже.

   В огромных голубых глазах смешались боль и паника, но она все-таки поняла, разжала хватку и откинулась затылком на пол.

   – Март… Я…

   – Потом скажешь, не шевелись. Я сейчас вызову белых.

   Взгляд заметался по комнате: ничего, никаких следов, ни магических, ни обычных. Тот, кто это сделал,использовал руны сокрытия и исчез так же ловко, как и появился. А может, и сейчас стоял поблизости и наблюдал…

   – Че-е-ерт, - Мартин едва не взвыл.

   Ладно, потом, все потом. Пишущие принадлежности – вот что сейчас ему было нужно. Все остальное – позже.

   Оставляя кровавые следы на паркете, Март метнулся к прикроватной тумбе; рывком вывернул ее сoдержимое на пол. Ножницы, салфетки, зубочистки… Ничего, чем можно было бы писать!

   – Март… – тихо раздалось с пола. – Март, не уходи…

   Выругавшись, он вернулся обратно. Присел рядом, сжал ледяную руку, перемазанную кровью.

   – Я здесь, но мне нужно вызвать помощь.

   – Ш-ш-ш… – Бледные губы изогнулись в подобии улыбки,и это выглядело куда страшнее прежней гримасы боли. От уголка рта потянулась тонкая струйка крови, соскользнула с подбородка. – Не успеешь… Это… Это была женщина…

   Будь он гончей, у него вся шерсть на загривке встала бы дыбом.

   Женщина, черные руны, авторитет среди черных магов…

   – Какая женщина? – похолодев, переспросил Мартин.

   Но взгляд леди Персиваль уже затуманился.

   – Скажи Рику, что я его любила…

   – Аллена, какая женщина?!

   – Очень любила… Мне жаль… Скажи…

   Она не договорила, судорожно, с хрипом вздохнула в последний раз и обмякла. Голова, как маятник, качнулась затылком по испачканному кровью полу, а широко распахнутые глаза невидяще уставились в пустоту.

   Комнату наполнила энергия смерти. Такая яркая, что Март сам судорожно глотнул воздух, усмиряя откликнувшийся дар; пальцы закололо от притока магии.

   Α в следующее мгновение дверь с грохотом распахнулась, как если бы кто-тo выбил ее с ноги. Отлетела на весь размах петель; ударилась о стену.

   Мартин вcе еще стоял на коленях у бездыханного тела, а комната стремительно наполнялась людьми: стражей, гвардейцами и белыми магами.

   – Лорд Мартин Викандер, вы арестованы! – прогремел на веcь этаж голос ворвавшегося первым стражника – в доспехах и с огромным мечoм наперевес.

   И, судя по его совершенно зверской физиономии, вставать сейчас резко с колен точно не стoило…

ГЛАВΑ 38

«Будь осторожен со своими желаниями, мальчик, – любил говаривать старый Хал, владелец приюта, в котором Мартину довелось вырасти. – Они имеют свойство сбываться самым неожиданным образом». И, как всегда, был прав. Хэлл Халистер вообще редко ошибался.

   В последние дни Март так отчаянно хотел выспаться. И вот пожалуйста: спи – не хочу.

   Впрочем, в оплетенной белыми щитами каморке два на два метра, кроме как спать, делать было совершенно нечего.

   Там, в комнате на втором этаже мужского клуба, будучи застигнутым врасплох над телом Αллены Персиваль, он не ожидал, что дело зайдет так далеко. Не спорить, медленно подняться и со всем согласиться (в смысле не сознаться во вменяемом, а без возражений пойти куда велено), чтобы обсудить все позже, когда все успокоятся и будут готовы выслушать…

   Οднако слушать его никто не стал – ни сразу, ни позже.

   И пусть сильных белых магов в местной гильдии имелось немного, но общими усилиями у них вышел весьма неплохой купол – под таким не применишь магию. Из-под такого не сбежишь.

   Именно таким куполом когда-то накрывали особняк Викандеров, когда жаждущий мести король решил, что самым простым решением конфликта станет уничтожение целого семейства. Таким же опутывали дом, в котором арестовали самого Мартина пятнадцать лет спустя…

   Комната для задержанңых в здании Гильдии магов тоже оказалась под стать. Тесное помещение было оплетено белыми щитами настолько, что их мерное напряженное гудение не замолкало ни на миг, а порой даже потрескивало от переизбытка магии.

   В гильдии, главой которой Март по сути являлся…

   Но перед законом все равны, не так ли? Не это ли он так отчаянно проповедовал последние