Шрифт:
Закладка:
Секрет стремительной влюбленности, разумеется, не в том, чтобы хорошенько узнать человека. Достаточно найти в нем всего одну привлекательную черту и уцепиться за нее со всей страстью, поверив, что ее хватит для вечной любви. Например, в Энтони меня привлекла его заносчивость. Конечно, я не единственная ее заметила – ведь роль он получил исключительно благодаря наглости, – но только на меня это произвело такое впечатление.
За несколько месяцев нью-йоркской жизни я повидала самовлюбленных юношей (это же Нью-Йорк, Анджела; здесь их пачками штампуют), но Энтони отличала одна особенность: ему действительно было плевать на всех и вся. Другие ребята лишь изображали полное безразличие, а на самом деле им всегда было что-то нужно – тот же секс, например. Но Энтони – о, тот действительно не нуждался ни в ком и ни в чем. Любой исход дела его устраивал. Победа, проигрыш – ему было до лампочки. Если обстоятельства складывались не в его пользу, он просто шагал дальше, невозмутимо сунув руки в брюки, и брался за другое дело. Что бы ни подкинула ему жизнь, он воспринимал происходящее как данность.
Он даже меня воспринимал как данность – так что, сама понимаешь, у меня не было выбора, кроме как воспылать к нему неодолимой страстью.
Энтони жил в Вест-Сайде, на Сорок девятой улице, между Восьмой и Девятой авеню, на четвертом этаже многоквартирного дома. Жилье он делил с братом Лоренцо, шеф-поваром ресторана в Латинском квартале, где Энтони подрабатывал официантом, пока не подвернется очередная роль. В той же квартире когда-то жили его родители, но оба умерли – о чем он сообщил мне без видимой печали и сожаления. Смерть родителей он тоже воспринимал как данность.
Адская кухня породила и воспитала Энтони. Сорок девятая улица текла у него в жилах. Он вырос, играя в мяч в здешних закоулках, и научился петь в паре кварталов от дома, в Церкви Святого Креста. В последовавшие за нашим знакомством месяцы мне предстояло хорошо узнать этот район. Квартиру Энтони я изучила как свои пять пальцев и до сих пор вспоминаю с особой теплотой – ведь именно в кровати его брата Лоренцо я впервые испытала оргазм. (Своей кровати у Энтони не было: он спал на диване в гостиной. Поэтому мы пользовались постелью его брата, пока тот был на работе. К счастью, Лоренцо трудился допоздна, и я успевала вдоволь насладиться юным Энтони.)
Я уже говорила тебе, Анджела: чтобы женщина научилась получать удовольствие от секса, требуются время, терпение и прилежный партнер. Влюбившись в Энтони Рочеллу, я обрела и первое, и второе, и третье.
Мы с Энтони очутились в постели Лоренцо уже в первый вечер нашего знакомства. После проб в «Лили» он поднялся наверх, чтобы подписать контракт и забрать у Билли копию сценария. Когда взрослые дела были сделаны, Энтони ушел. Но Пег тут же велела мне догнать его и обсудить костюмы. Я с радостью бросилась выполнять ее просьбу. Так быстро я еще никогда не бегала.
Догнав Энтони на тротуаре, я схватила его за руку и представилась, одновременно пытаясь отдышаться.
Вообще-то, обсуждать было нечего. Костюм, в котором он пришел на пробы, идеально подходил для роли Счастливчика. Разве что слишком современный, но с подтяжками и ярким галстуком будет самое то. Дешево и мило – так и должен одеваться Счастливчик Бобби. О чем я – весьма опрометчиво – и сообщила Энтони: мол, костюм идеально подойдет для роли, потому что он дешевый и милый.
– Дешевый и милый, значит? – уточнил он. – Это ты про меня? – В глазах у него плясали веселые искорки.
Глаза у него были удивительные – темно-карие, живые. Его как будто все время что-то забавляло. Присмотревшись к нему вблизи, я поняла, что он старше, чем казалось со сцены, – не долговязый юнец, а скорее стройный молодой человек ближе к двадцати девяти годам, чем к девятнадцати. Но из-за худобы и беспечной походки он действительно выглядел много моложе.
– Может, и про тебя, – ответила я. – Хотя в дешевом и милом нет ничего плохого.
– А ты у нас дорогая, значит. – Он неспешно окинул меня оценивающим взглядом.
– Но ведь милая?
– Очень.
Мы молча смотрели друг на друга. Ни слова не говоря, мы активно обменивались информацией – и наши взгляды были красноречивее любых речей. Разговор без слов – это и есть флирт в чистом виде, Анджела. Серия безмолвных вопросов, которые одна сторона задает другой одними лишь глазами. И ответ всегда один и тот же.
«Возможно».
Мы долго смотрели друг на друга, обмениваясь безмолвными вопросами и каждый раз отвечая: «Возможно, возможно, возможно». Молчание так затянулось, что стало неловким. Но из упрямства я не собиралась ни отводить взгляд, ни заговаривать первой. Наконец Энтони рассмеялся, и я тоже.
– Как тебя зовут, куколка? – спросил он.
– Вивиан Моррис.
– Ты свободна сегодня вечером, Вивиан Моррис?
– Возможно, – ответила я.
– То есть «да»? – уточнил он.
Я пожала плечами.
Он склонил голову набок и шагнул ближе, по-прежнему улыбаясь.
– Да? – спросил он снова.
– Да, – ответила я, решив, что хватит с меня «возможно».
Однако Энтони повторил еще раз:
– Да?
– Да! – сказала я погромче, решив, что он не расслышал.
И снова:
– Да?
И тут я поняла, что спрашивает он о другом. Не об ужине и не о кино. А о том, свободна ли я для него самого.
– Да, – ответила я совсем другим тоном.
Через полчаса мы лежали в постели его брата.
Я сразу поняла, что меня ждет совсем не тот секс, к которому я привыкла. Во-первых, в кои-то веки я была трезвой как стеклышко, и мой партнер тоже. Во-вторых, никакой гардеробной ночного клуба, никакой торопливой возни на заднем сиденье такси. Возни и близко не было. Энтони Рочелла не спешил. Во время секса он любил поговорить, но его, в отличие от доктора Келлогга, мне совсем не хотелось затыкать. Ему нравилось задавать мне игривые вопросы, от которых я просто таяла. По-моему, ему просто нравилось снова и снова слышать мое «да», а я была только рада стараться.
– Ты очень красивая, ты в курсе? – спросил он тогда, закрыв за нами дверь.
– Да, – ответила я.
– А сейчас ты сядешь на кровать рядом со мной, верно?
– Да.
– Ты ведь знаешь, что я собираюсь тебя поцеловать, потому что ты очень красивая?
– Да.
И господи боже, что это был
