Шрифт:
Закладка:
— И когда вы Ганевского этого…
— Федор Андреевич, я пока сижу тихо и вам того же посоветую. В этом вашем ЦК честных людей всего-то, если вас считать, трое. Прочие же — мало что воры, так еще и предатели. Россию предают ради мелкой корысти.
— Ничего себе мелкой!
— Мелкой, Федор Андреевич, мелкой — если сравнивать с тем, что они за подачки иностранные от России за границу отдают. Народ это видит, но они же возмущения народные штыками давят! Я тут истории почитал, например, сколько при Николае Александровиче людишек при подавлении бунтов погубили — так эти большевики, что нынче в ЦК сидят, прошлым летом убили втрое, чем за все Николаево правление. А скольких из страны выгнали! По тем подсчетам, что в МВД республики провели, выходит, что не менее полутора миллионов человек Россию по своей воле покинули, поскольку жить им дома стало невмочь. А ведь люди-то эти в большинстве своем Россию любят… ладно, чтобы пока вам лишнего для размышлений бесплодных не давать, проще скажу: за то, что я сверху цены каждого паровоза забрал, я обратно в Россию два десятка человек возвращаю. Уже возвращаю, и люди эти на благо России уже работать начинают.
— А если они против революции?
— Вы, Федор Андреевич, пока еще не сообразили: после того, что люди от этой революции увидели, любой здравомыслящий человек против революции будет. Если он, конечно, не вор. Я вот тоже против революции, но я за Россию — и оглянитесь вокруг: люди живут как бы не лучше, чем в ваших революционных мечтах мечталось, многие уже и сами свои мечты осуществляют на благо Державе. Конечно, очень многое еще не сделано — но ведь делается!
— Да что делается-то? Паровозы вон у американцев покупаем за золото, а в Харькове…
— Да не переживай ты так, товарищ Артем, и в Харькове твоем будут паровозы опять выделывать! Мы пока немного здесь потрудимся, а потом, когда в ЦК воры закончатся, и там всё восстановим. Даже еще лучше все сделаем!
— Когда? — с тоской в голосе спросил Федор Андреевич, причем спросил так, словно ответа он вообще не ждал.
— Скоро. Сам удивишься, как скоро. Мы же не просто так здесь работаем, мы помогаем тем, кто в Москве на Россию труд свой направляет.
— И как мы помогаем?
— Сильно помогаем, думаю, что уже летом этим увидишь. Так что ты там насчет второго стана прокатного говорил?
Весной началось много новых строек, причем строить стало и проще, и дешевле. Заработала вторая домна в Красном Камне, и приличная часть чугуна пошла на выделку радиаторов для водяного отопления. Правда, пока трубы, воду горячую подводящие к домам, у американцев покупались — ну не было ни собственного производства труб, ни цинка для их покрытия. Зато появились электростанции, производящие и очень много «лишнего» тепла — которое в условиях Забайкалья лишним ну совсем не было, а с чугунными батареями стало ненужным в домах печи ставить весьма недешевые.
Электростанций сразу было выстроено восемь штук: в Чите с двумя четырехмегаватнными генераторами, в Хабаровске с тремя такими же, в Верхнеудинске с одним генератором на шесть мегаватт и во Владивостоке с двумя. Еще одна электростанция была запущена в Благовещенске — самая маленькая, с двумя генераторами по тысяче двести киловатт — и от прочих она отличалась тем, что топливом для нее служил бурый уголь, а на остальных жгли высококачественный уголек из-под Петровского Завода. Еще четыре электростанции, совсем уже «крошечные», с генераторами по шестьсот с небольшим киловатт, заработали на полустанках, возле которых разные заводики и фабрички ранее были выстроены — но они представляли особую гордость забайкальцев так как все оборудование для них было здесь же и изготовлено.
Вот только Николай Павлович особо ими не гордился: генераторы на этих станциях крутили «доработанные» паровые машины, снятые с совсем уже мертвых паровозов, которые даже починить было невозможно. Однако и они тепла давали много, и не использовать это тепло было явной глупостью. То есть глупостью, когда есть и свои чугунные батареи, и на что трубы купить, тоже имеется…
А в поля вышли в большом количестве трактора. По всей республике было запланировано только «казенных» полей вспахать и засеять почти семьсот тысяч гектаров, а еще примерно двести тысяч собирались местные мужики задействовать. И Иван Алексеевич ничуть не сомневался в том, что планы эти будут даже перевыполнены: Николай Павлович распорядился, чтобы тракторные станции и частные поля пахали, правда после подписания с крестьянином договора о том, что он треть урожая отдаст после сбора урожая в оплату за работу тракторов. Понятно, что далеко не все крестьяне согласились, но больше половины сельских жителей республики такие договора заключили: все же трактором пахать быстрее, да и урожаи на полях, трактором вспаханных, получаются повыше. Заметно повыше, так что умеющий считать мужик довольно быстро соображал, что после уплаты зерном ему останется раза в полтора-два больше, чем при использовании собственной лошадиной силы.
К тому же, пока трактор пашет, самому можно и на строке поработать, за деньги поработать: почти в каждой деревне было решено свое зернохранилище выстроить. Правда у Ивана Алексеевича по этому поводу остался без ответа вопрос «а как потом зерно из деревни вывозить» — ну, если эта деревня стояла вдали от железной дороги, однако Николай Павлович сказал, что «об этом путь другие люди заботятся» — а кто конкретно… он все же умел находить людей, которые смогут о чем угодно позаботиться, так что и здесь найдет — если уже не нашел.
А вот зачем огромные зернохранилища он распорядился поставить хотя и на территории железной дороги, но в Красноярске, Новониколаевске, в Омске и даже в Челябинске, оставалось непонятным: даже при самых высоких урожаях и тех, что в Республике стоятся, должно года на два хватить. Однако слова о том, что «запас нужен на три года», Иван Алексеевич запомнил и возражать против этих строек не стал.
Глава 14
Иван Алексеевич главным достижением республики двадцать первого года считал успешно проведенную посевную. Федор Андреевич — получение из США уже к началу апреля пятисот
