Шрифт:
Закладка:
— Ты должен знать, чего хочешь добиться!
И он растягивает мышцы на полмиллиметра, потом на миллиметр, опорная нога постепенно укрепляется. Вот ему уже удается достать коленом до лба. Правое бедро уже почти касается груди, левого бедра.
— Что ни говори, — изрекает Сильвия, — тебе надо танцевать.
Она приносит пластинку, ставит ее на проигрыватель, и комнату наполняют звуки скрипок, от них по коже бегут мурашки, они предполагают изящество движений. Сильвия показывает прыжок в сторону, почти на месте — выкручивает колени, причем не отрывая ног от пола, буре — это движение немного приподнимает тело, антраша — это не опасно, даже без рук тело не ведет в сторону. Она прикасается к его бедру и ведет Франсуа, почти став с ним единым целым, в медленном па-де-де.
— У тебя неплохо получается, — говорит Сильвия, — лучше, чем пинать фикус.
Благодаря ежедневным тренировкам ему теперь куда проще следить за собой, одеваться, открывать двери. Первой отмечает его успехи мадам Дюмон, она говорит, что это стоит его усилий, она видит его прогресс, его упорство, его умение преодолевать боль; да, он не бросил своего жеребенка, и это вызывает в ней уважение. Франсуа научился преодолевать себя.
Но на все это уходит тьма времени и две тысячи калорий каждый день. Без посторонней помощи любое движение требует массы энергии. Он как автомат повторяет хореографические фигуры, самостоятельно ест, чувствует, как тело становится более гибким, дремлет, чтобы снова приступить к упражнениям ради самих упражнений, он презрительно посматривает на висящий на спинке стула протез и, отгоняя усталость, наслаждается своей силой. Все оставшееся время он посвящает отдыху; нужно, чтобы мышцы пришли в форму и были готовы к новым тренировкам. Нескольких недель оказалось достаточно, чтобы поверить в свои силы, и теперь его жизнь закручивается петлей: он засыпает вечером, чтобы утром повторить все сначала, и это напоминает ему обволакивающий спасительный непроницаемый кокон, благодаря которому он восстанавливает свое существо.
Возбуждение постепенно проходит. Движения становятся более плавными, даже ленивыми. Он ощущает тяжесть в ногах. В голове. Все дается с ленцой. Ему кажется, что это все из-за наступившей зимы. Что-то онемело, заснуло в его мыслях, в теле. Он забывает о лихорадке прошедшего года, о встрече с Ниной. Он с трудом поднимается с постели. Иногда не поднимается, даже когда приходит мадам Дюмон. Он просит ее надеть на него рубашку и, как только застегивается липучка, говорит:
— И штаны, пожалуйста, мадам Дюмон.
Наступает ровно год со Дня Бейля. Неожиданно. За окном падает снег. Мадам Дюмон приболела, и вместо нее в комнату Франсуа поднимается Ма с завтраком на подносе.
— It’s been one year today…
Да, прошел целый год. Вернее, столетие.
— I’m happy you are alive, son[19].
Ма действительно рада, что он жив; она улыбается и кладет руку ему на бедро. Франсуа тоже пытается улыбнуться. Он выпрямляется, устраивается на подушках, отворачивается; приглушенный зимний свет, падающие снежные хлопья, которые холодом и белизной убивают звуки, наводят на него тоску — там, среди них, и живет Смерть. Я исчез, думает Франсуа. Присоски, магниты, цилиндр для одевания защищают его от внешнего мира, он — кастелян своей крепости, хозяин собственной тюрьмы. Внешний мир ничего не знает о нем, и он сам не имеет ни малейшего понятия о внешнем мире; все его усилия и победы не приблизили его к людям ни на йоту. Он, как и хотел, научился обходиться без посторонних — и заплатил за это полным одиночеством. Он так и не встретился ни с Жоао, ни с бывшими приятелями со стройки. Один раз он был в ресторане, где ему поднесли коробку с нанизанной на острия едой, но больше этого не повторялось. Он не ходит больше ни в кино, ни на концерты, не заглядывает в кафе, не гуляет по парижским улицам. Он не понимает, как избавиться от собственных достижений, не став при этом совершенно беспомощным. Все эти танцевальные па, пролезание через цилиндр для одежды, думает он, ложь, обман, все это никуда не приведет. Он представляет себе «прыжок лани» — Сильвия не показывает его Франсуа, это слишком опасно, можно повредить ногу; но эта фигура помогает развернуться, подняться в воздух, унестись прочь отсюда. Он наблюдает, как снег матовым бархатом ложится на подоконник и сверху на него смотрит матовое небо. Нужна буря, ураган, чтобы сорвать с него это смертоносное оцепенение. Он даже ни разу не написал Надин.
— Париж, запятая, пятое марта тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. С новой строки: дорогая Надин, восклицательный знак, с новой строки: прошло чуть больше года, запятая, как вы спасли меня, запятая, думая, запятая, что это стоило того, точка. Я поверил вам, запятая, и я не умер, точка. Там, запятая, в горах, запятая, я был почти что счастлив, запятая, однако вы живете в этом мире людей, запятая, и, запятая, представьте себе, запятая, эта мысль заставила меня вернуться домой, точка.
С новой строки: я отказался от протеза, запятая, не вините меня, запятая, Надин, точка. Мне очень жаль, запятая… Нет, подождите, вычеркните «Мне очень жаль», вместо этого напишите: я горжусь собой, да… Я очень горд собой, запятая, Надин, запятая, я захотел стать самостоятельным, но вышло лишь хуже, запятая, чем там, запятая, в горах, запятая, и в итоге я оказался в полном одиночестве, точка. С новой строки: это письмо к вам, тире, мой первый шаг к отшельничеству, точка. Вы можете не отвечать на это письмо, запятая, оно как раз свидетельствует о моем окончательном решении покинуть родной дом и попытаться жить, запятая, а не просто остаться живым мертвецом. С новой строки: если будете в Париже, запятая, вы знаете, запятая, где меня найти, точка. Мне так дороги ваше лицо, запятая, ваш голос… Целую вас, точка.
С новой строки. Подпись: Франсуа Сандр.
Мурена
Эта идея родилась у Сильвии. Летом Франсуа не захотел ехать в Англию — слишком далеко и слишком сложно — и отверг предложение отправиться
