— Шаман, вам… ох… вам понравилось?

— Это было… необычно… — В очередной раз обтерев рукавом лицо, ответил я.

Бёдра её слегка покачнулись, взгляд опустился на мой пах.

— Зелёной не удалось сделать вам хорошо? Он стоит. Семя не вышло, значит не понравилось… — Сделав свои выводы, волчица вновь кладёт голову мне на грудь, спустя пол минуты с обидой, шмыгнув носом словно плачет, приподнимается, ручками стараясь спрятать глаза и… слёзы, по щекам её бегут слёзы! Вы блять издеваетесь⁈ Хватит, это нечестно, женские слёзы это чит, такое не контрится… не в постели…

— Постой… — Схватив её за руку, не даю подняться. — Куда ты собралась? Мы ведь только начали…

Печаль с глаз её улетучивается в тот же миг, когда я оказываюсь сверху и беру с неё обещание, что дальше всё сделаю сам. Не став стягивать с неё коротенькой юбчонки, задрав ножки и повиснув над ней, осторожно вошёл, затем глубже, ещё глубже и всё быстрее, всё быстрее стал наращивать темп. Спустя несколько минут глаза волчицы вновь стали мутнеть, а выражение лица меняться. Что бы она не обещала в трезвом уме, уже спустя десяток минут в позиции сверху находилась именно она.

Не сдерживая стонов, странного смеха и даже некоего угрожающего рычания, волчица трижды кончила, вылизала и расцеловала меня всего с ног до головы, а после удовлетворённой, счастливой и радостной покинула мою комнату.

Данный опыт оказался самым странным, местами интригующим, а кое-где даже пугающим, из всех пережитых мною ранее. С одной стороны, молодое, гибкое и активное тельце, с другой — неконтролируемое безумие. Эта маленькая, кажущаяся слабенькой, Зелёная, с такой лёгкостью смогла побороть меня в постели, перехватить доминацию, прям в бараний рог скрутить, аж даже страшно немного. Что бы было, окажись на её месте двухметровая самка Волколака, или если бы мне на лицо сел кто-то размеров Белой? Определенно, я наверняка бы помер.

* * *

В шестидесяти километрах севернее Деревни.

Склонившись над сугробом, Свирепый Рык когтем своим отодвигает разодранный, припорошённый снегом плащ. Посиневшая, отрубленная бородатая голова, с запечатлевшейся на ней гримасой ужаса, глядела в небо своими кристально-мёртвыми глазами.

Копнув чуть глубже, Волколак обнаруживает части тела, не все. Лишь обглоданные руки, несколько рёбер и стопа. Мясо карликов-кузнецов жилистое, вонючее, кости как сталь, тверды настолько, что даже представителям его вида не всегда по зубам. А тут кто-то явно обедал и целенаправленно ломал и перемалывал коротышку, набивая его останками своё прожорливое брюхо. Не менее странным стала и кровь, вернее, её практически полное отсутствие в оторванных конечностях.

— Вождь, что делать с телами, заберем? — Спросил подошедший старый лис.

— Сколько трупов насчитали? — Вопросом на вопрос ответил Свирепый.

— Их тут две группы было. От первой семь покойников, почти все низкорослики. От второй пятеро, карлики и гарпии. Не могли они тут случайно встретиться, наверняка перед побегом договаривались, или быть может кто-то их сюда специально гнал. — Ответил лис.

— Скольких живых удалось нагнать? — Вновь спросил Свирепый.

— Четверых.

— Дерьмо… — План Свирепого по разорению селения Матвеема летел в тартарары. Солидный куш превратился в кучу выпотрошенных трупов и какую-то демоническую дрянь, поселившуюся в лесу. — Низкорослики выжившие есть?

— Один, ещё один кролли и двое подрезанных гарпий. — Отчитался лис.

Свирепый, сжимая кулаки, поднялся с колена, со злобы ногой пнул в сторону лиса голову гнома. Гарпии худые как щепки. Только кролли и интересующий Матвеема низкорослик хоть что-то весили.

— Соберите недоеденное мясо, сложите в наши сумки и скиньте на плечи рабов. Так же скиньте на них все наши припасы, пусть пыхтят и тянут, если жить хотят. — Вглядываясь в заснеженный, редкий лес, и окружающие их белые пустоши, проговорил Волколак.

— Вождь, мы и сами можем нести наши вещи, если скинем всё на рабов, то сильно замедлимся. — Возразил старый лис.

— Погляди на эту округу, на эти разорванные тела и странные круги, начертанные кровью на деревьях и чуть глубже, под снегами. Нечто опасное поселилось в нашем лесу, и мы должны быть готовыми его встретить. Скиньте все мешающие в бою вещи на рабов, не хочу, чтобы вы умирали уставшими. — То ли в шутку, то ли на полном серьёзе проговорил Волколак, а после, похлопав лиса по плечу, двинулся проверять пленников и отряд.

Старый, рыжехвостый охотник, так же поглядел на снег. Присев, лапой своей он отодвинул ледяную корку снега, откинул в сторонку оторванный кусок плаща. На земле был начертан он, кровавый круг, внутри звезда, в острых гранях которой сотни непонятных шаманских закорючек. Ни в горах рыкунов, ни в иных пустошах, никогда старый охотник подобного не видел. Точно так же не видел и тварей, способных вызвать у Свирепого Рыка столь серьёзные опасения. Многое произошло в жизни охотника за последние месяцы, пережил он и гибель своих братьев, сыновей и даже болезненный, предательский удар в спину от дочери, решившей переметнуться в стан заклятого врага. Теперь вот ещё это…

Тогда, узнав, что она в сговоре с властителем Лесной крепости, что решила прислужить ему, помочь примирить народы, он по глупости своей, несдержанности, впал в гнев, необузданную ярость, за непроглядной стеной которой не увидел то, что уже видела его дочь. Он и подобные ему совершили ошибку, самую главную в жизни каждого хищника, поставили на победу рыкунов и проиграли. Потеряв стольких братьев и сестёр, всё пришло к тому, о чём некогда его предупреждала дочь. Хищники разругались с рыкунами, гордые охотники выполняют прихоти трусливых травоядных. И смерть, по прежнему идёт за ними по пятам, а те, кто сейчас проживают внутри стен, как и говорила дочь, находятся в большей безопасности, чем уязвленные, подставленные под удар нечисти, кочевые племена Волков и Лис.

В округе стало темнеть, взглянув в небо, лис, сощурившись, вгляделся в неестественные, чёрные тучи, застилающие серое небо.

— Ночь будет длинной… — Вспоминая дочь и надеясь, что у неё всё в порядке, вытащил из ножен кинжал, а после, пряча, вложил его в рукав старый лис.

Глава 19

На следующий день.

За обеденным столом моего дома собрался целый консилиум. Я, Зуриэль, все мои